– Я же говорю «туманны дали, романтические грезы». Так в жизни не бывает.
– В жизни всякое бывает. Так, мне кажется, думала Ассоль и поэтому достигла цели. – Художник взял планшет с листком бумаги с намерением рисовать. – Главное – не проглядеть поданный жизнью шанс, хвататься за него и верить в алые паруса!
– Вы думаете, что я Ассоль? Нет, нет, и нет… – замахала я руками. – Вам надо пригласить Анастасию Вертинскую, вот настоящая Ассоль.
– Очень хорошо сыграла, – согласился художник и начал делать с меня набросок. – Настоящий сказочный персонаж…
– Почему же сказочный?
– Режиссер Птушко – превосходнейший наш сказочник. Но, дружочек, у каждого свое видение героя… Хотелось бы ситуацию несколько приблизить к жизни. Это было бы очень интересно современному читателю.
– Здоровская идея! – воскликнула я.
– Рад, что поддерживаете, – внимательно посмотрел на меня художник. – Вы, сударыня, может, и проигрываете в телесной красоте Насте Вертинской, но, кажется, выигрываете в другом.
Подобными категориями я никогда не мыслила, ни с кем себя не сравнивала, считая это большой глупостью. Никому не завидовала. Но принца в тайне сердца все-таки ждала…
– И я еще не люблю, когда мне откровенно льстят, – сказала я.
– А когда не откровенно? – парировал он.
И мы весело засмеялись, стало вдруг легко и просто.
– Я таки думаю, что вы именно тот персонаж. Послушайте. «В ней были две девушки, две Ассоль, перемешанных в замечательной прекрасной неправильности. Одна была дочь матроса, ремесленника, мастерившая игрушки, другая – живое стихотворение, со всеми чудесами его созвучий и образов, с тайной соседства слов, во всей взаимности их теней и света, падающих от одного на другое. Она знала жизнь в пределах, поставленных ее опыту, но сверх общих явлений видела отраженный смысл иного порядка. Иногда – и это продолжалось ряд дней – она даже перерождалась; физическое противостояние жизни проваливалось, как тишина в ударе смычка, и все, что она видела, чем жила, что было вокруг, становилось кружевом тайн в образе повседневности. Не раз, волнуясь и робея, она уходила ночью на морской берег, где, выждав рассвет, совершенно серьезно высматривала корабль с Алыми парусами…»
– Туманны дали… – начала я.
– Не скажите, сударыня… – перебил он. – Мне кажется, у вас в голове уже завелись Алые паруса, которые унесут вас в иной мир.
– С принцем? – спросила я с усмешкой.
– Это не важно… Я вас только попрошу не очень двигать головой. Рисую, кажется, поймал.
– Меня?
– Ассоль. Вы разговаривайте, пожалуйста, только голову держите.
– Нет, ну мы же еще ни о чем не договорились.
Интересно было наблюдать за художником: он был похож на маховик, который раскручивался, раскручивался, раскрутился и понесся… строчить углем по бумаге.
– Наташенька, дружочек, голову склоните вправо. Левую руку положите на подлокотник… Мягче… Так, хорошо, спасибо. Спасибо Ивану Всеволодовичу. Мой ученик… Понял меня… Он вообще прекрасный педагог.
– Он что-то вам рассказывал про меня?
– Нет, в общем совсем немного. Это я ему рассказывал, какой вижу Ассоль.
– И какой?
– Живой! Свободной! С радостным внутренним миром. Без пошлости и жеманства. Принц с Алыми парусами – это только начало. Она и дальше будет всех заражать своим жизнелюбием, привлекать открытостью, распространять добро.
– И Иван Всеволодыч… решил, что я такая? Он совсем не понял. У меня нет никакой радости в душе. Только злость. Мне страшно за свое будущее, – из моих глаз покатились слезы.
