Заметив, что я замедлила шаг, меня стеной окружила молодежь, всегда толкавшаяся у входа в училище. Но в тот день молодежи было слишком много.
– Девушка, девушка, айда к нам в натурщицы, – захороводили меня будущие художники. – У нас натурщица померла.
– Чокнутые, что ли? – огрызнулась я и ускорила шаг.
– Правда! У нас уроки срываются. Натурщицы нет… – неслось мне вслед.
В библиотеке я работать не могла: голове не давало покоя заманчивое словосочетание «четыре рубля». А за неделю двадцать рубчиков накапает. Можно будет съездить в Бухару и Самарканд, джинсы вельветовые у фарцы взять… Но не пострадает ли мой моральный облик – там поди голой надо стоять… А почему натурщица умерла? От страха или от стыда? В моем воображении вставал образ натурщицы, созданный по мотивам прочитанных книг: это или любовница великого художника, или падшая женщина. Я не была ни той, ни другой. Но все равно интересно… Через час назойливые мысли заставили меня сдать книги и покинуть стены фундаментальной библиотеки.
На обратном пути я заметила, как юные художественные дарования у дверей училища пристают к прохожей. Та оказалась не робкого десятка, треснула по чьей-то голове сумочкой, пошла дальше. Настал мой черед, я не успела увернуться. Юнцы подскочили, снова сомкнулись вокруг стеной – ни пройти, ни проехать – и загалдели свое, поэтическое:
– Девушка, вы вернулись? О, счастье! К нам, бедным сиротам. Спасибо, спасибо! Вы гений чистой красоты!
– Брысь! – откликнулась я.
В этот момент в дверях училища показался импозантный дядя.
– Иван Всеволодыч! Вот, девушка хорошая… хочет к нам, – затараторили будущие художники. – Поговорите с ней!
Мужчина окинул меня заинтересованным взглядом.
– Ну что ж, пройдемте… – сказал он и галантно взял меня под руку.
Это была секунда, которая, может, перевернула всю мою дальнейшую судьбу. Взыграл во мне авантюристический мой дух, послала я куда подальше ленинскую идеологию с «тремя источниками и составными частями марксизма», вспомнила про Марксов «Капитал» и ринулась в капиталистки… Тогда это было ругательное слово.
Иван Всеволодович оказался деканом. В кабинете с белыми гипсовыми головами он спросил:
– Чем занимаетесь?
– Учусь…
– Угу… – задумался он. – На промэке?
– На промэке, – согласилась я.
На промышленно-экономическом факультете, на промэке, универа учились, как считалось, девушки красивые, в основном блондинки… то есть недалекие девицы, которые, однако, хотят выйти замуж за хорошего парня.
– Ну что ж… Сможете два раза в неделю по четыре часа?
Я молчала, потому что настроилась на ежедневный труд – за двадцать рублей.
– Нет, но если будет трудно, мы сократим, – стал уговаривать декан. – Понимаете, мы так нуждаемся в натурщицах, у нас только старые бабушки, профессионалки, которые начинали еще при царе Горохе. И вот одна умерла вчера… А таких свежих приятных лиц – днем с огнем…
– Почему же к вам не идут? – удивилась я.
– Не знаю, – ответил декан. Прищурился и добавил: – Несвободные люди у нас. Советские…
– То есть, я не советская…
– Что вы, что вы, я не это хотел сказать… – Он замахал руками. – Даже не знаю, что ответить. Не идут, и все! Не покидайте нас, прошу, Наташа… Рубль в час, хотя бабушкам по семьдесят копеек платим. Не бойтесь, на ваш промэк не сообщим.
– Надеюсь… Только раздеваться я не буду, – твердо сказала я.
– Нет-нет, голая натура – это совсем другие расценки. Мы вас в исторический костюм нарядим, – прищурился декан, разглядывая меня. – А можете прямо сейчас? Осталось полтора часа, запишем вам полный день.
