На следующее утро проснулся в одинокой кровати с открытой входной дверью, весь в блевотине. С того дня я больше в жизни не пил.
Взял отгул, поехал в похоронное бюро. Точнее, объездил их все. Наткнувшись на одно из самых дешевых в городе, поднял документы погребения и отыскал Придиту. Могила была скромненько украшена небольшим камнем. Видимо, кто-то посчитал, что захоронить девушку будет дешевле, чем кремировать.
– Привет, Придита, – заговорил я, обращаясь не знаю к кому. К духу, к камню, к земле, к себе самому? – Прости меня. Я не хотел, чтобы так все получилось. Не хотел…
Чего греха таить, я тогда разрыдался. Ревел, стоя на коленях, посреди старого гнилого кладбища. Залегшие на октябрьском небе серые тучи, надавили на газ и с небес полился холодный душ, смывший все мои слезы, но так и не отмывший от души, налипшую на нее грязь.
Придита была моей первой стадией, первой работой, первым «клиентом», как таковым. До нее я проводил свои практические занятия на умалишенных. Говоря по чести, психические основы таковы, что любой человек, стоящий на пороге самоубийства, считается сумасшедшим. Если это ему не говорят прямо, то за глаза скажут все, кому не лень. Думаю, не последнее слово будет принадлежать психологам и психиатрам.
Мало кто думает (мне кажется, никто вообще не думает…), что завтра на месте этого самоубийцы может оказаться он сам. Вы уверены, что не думали НИ РАЗУ В ЖИЗНИ о самоубийстве? По статистике, все люди хотя бы раз в жизни думали покончить с собой. Это не зависит ни от веры, ни от благосостояния, ни от состояния здоровья. Интересно, не правда ли? Статистические данные могут разнится, но в основе своей близки к истинному значению. И что же, выходит, мы все тронутые?
Ладно, оставим все эти бредни психиатрии и психологии на потом. У меня эта психиатрия сидела в одном месте и мешала дышать, до такой степени надоела. Я любил работу и люблю сейчас (даже, когда лбом ощущаю дыхание смерти от дула пистолета в руке Марка), но иногда хочется поговорить о жизни… И вот тут-то и натыкаешься на то, что называют трудоголизмом. Страшная болезнь, надо признать.
Вторым моим серьезным «клиентом» был банковский служащий. Не то, чтобы за год, с тех пор, как покончила с собой Придита, у меня не было дел. Нет. Дела были. Но эти дела были настолько не серьезными – теща пообещала пристрелить зятя, если он с ней не переспит, например – что говорить о них в такой большой записке, как эта, не имеет смысла. Все эти дела мало что во мне изменили и никак не повлияли на мировоззрение. К тому же, старикан, сидевший надо мной, увольняться за год не надумал, так что мне доставалось только дерьмо. Да. И это в то время, как мой начальник продолжал косить жизни с жадностью мясника, скидывая самоубийц с крыш и мостов…
За год взгляды на профессию, как я уже говорил, благодаря Придите, изменились. Теперь я поставил пред собой цель определять, когда смерть подходит больше жизни. Да, звучит это дико, но это так. Если самоубийце удавалось меня убедить в том, что у него действительно безвыходная ситуация, тогда я давал ему умереть. Вы можете обозвать меня убийцей, можете быть уверены в том, что правы. Я спорить не буду. Моя задача состояла в спасении людей от чего-то плохого, но кто сказал, что смерть плохое всегда?
На дворе стоял конец октября. Тучи неслись по небу, портя настроение своей серостью. Я сидел за рабочим столом и писал отчеты моего боса.
