– там все свои. Теперь уж что, постарайся дружить с нами, как это принято у правоверных мусульман. У меня к тебе доброе расположение – не забывай об этом. Можешь идти.
В тот день, уже поздно вечером всех троих доставил на место в овцесовхоз. Разместили в нетопленном помещении называемым общежитием, представлявшем барак – ещё до-
военной постройки: по комнатушкам стояли солдатские ржавые кровати, с теми же солдатскими матрасами и одея- лами; стояли тесно – рядами, на что Лява скептически погля- дев, сказал:
– Та же зона – нет только контролёра да забора. Бекас, ты приволок нас сюда – в какие-то непонятки: или ты темнил что-то насчёт своего кореша, или он тебя в тёмную сыграл. Ехали бабки калымить, а нанизали нас на крючок, как песка- рей. С тобой, куда не пойди везде невезуха! Ты думаешь, ес- ли кулаками умеешь молотить, так этого достаточно? Голо- вой надо уметь ещё работать. Как что, – так в рыло дам! Я чувствовал, что где-то подлянка нас ждёт…
– Лява, одна баба тоже чувствовала, что у неё между ног что-то есть: заглянула, присмотрелась, пощупала на всякий случай, а там, оказывается – ничего нет. Так и у тебя, Лёха.
Фёдор не стал вступать в пререкания своих невезучих друзей, не раздеваясь, взяв перед этим ещё пару одеял с со- седних кроватей, улёгся подальше от скандаливших парней и предался своим размышлениям. Мысленно перебирая хро- нологию последних событий постепенно возвращаясь в про- шлое, как бы пытаясь найти в нём ту точку, от которой пошли все неприятности, он дошёл до первых месяцев пребывания в колонии, когда, вдруг ни с того, ни с чего вызвали к начальни- ку колонии. Да и разговора, как такового почти не было, ду- мал он, продержал уйму времени, спрашивал, то о матери, то об отце, словно мы ему родственники, обо мне совсем речи не вёл. О самих родителях в деле указано; спрашивается – за- чем ему узнавать ещё какие-то подробности? Но выпытывал же, по ниточке тянул. В конце каким-то ласковым стал, думал, руку на прощанье жать станет. Всё-таки, есть какая-то загадка. Но где она? Если не сказал сам хозяин, то кто об этом ещё знать может? Никто. Может он один лишь и знает, тогда и я никогда не узнаю. И как не обижайся на судьбу, а в отдельных случаях мне везёт всё же, словно ангел хранитель за спиной
стоит. Взять хотя бы последний случай – с Абдулой: Джафар предупреждал, что Абдула мужик не покладистый, а ко мне отнёсся чисто по-человечески. Может, хитрил? Зачем ему хит- рить со мной? Кто я для него? – так, мелкая пташка, не станет он время терять на таких как я. Потом в этом поезде: не будь меня, долго им пришлось бы ещё до Москвы добираться. Жаль, конечно, бабу, но я то, тут причём? Не осчастливишь каждую встречную, тем более такую, как Рая. Но главная со- бака зарытая осталась там за забором колонии – эта амни- стия. Спрашивается, с какого это бодуна меня внесли в число подлежащих амнистии, когда мне до половины срока ещё це- лый год сидеть? Ну ладно бы не хватало нескольких дней, а то ведь отсидел всего лишь четверть срока. К тому же я на всю колонию один получился такой, даже авторитеты всполоши- лись: к авторитету – Хмурому тягали; тот смотрел, смотрел, после сказал и в то же время спросил, что никак за забором рука лохматая имеется? Вроде бы ты не сука и не стукач, если бы был таким, давно бы знали. Сказал ему, что понятия не имею, на что тот ответил, – темнишь, пацан, так не бывает, иди, даст бог, ещё свидимся.
