И, между прочим, реально свободный.
–– Я всегда дома!
Я, главное, не могу не быть беспрерывно – при участии. (Слово-то – созвучное!..) При участии моём в чём-то важном.
–– Самом важном!
–– "Ощущаешь".
Помню же:
–– Миг рождения есть миг прозрения.
–– "Наоборот".
Да-да, конечно…
В детстве, помню, мне приснился сон, где было как бы то, что… до самого этого моего детства. Я, мальчик, лежу в какой-то коляске удобной, а её как-то тащат, играя, другие дети… Я, в полудрёме сладкой, приоткрываю глаза: надо мною – что и есть главное событие в этом сне! – голубое ветреное небо… ветви березовые летние… легко и вольно колышутся… солнышко в этой густой листве слово бы заплутало… пестрые яркие лучики-паутинки сквозят в зелёной мятежной кутерьме…
Детство – это научение формулировать. И прежде всего – самое важное. (Наряду с тем, что мне внушают со стороны…)
А уж с отрочества – лишь бы самое важное в жизни делать, а именно – самое любимое. Ведь если оно не любимое, то какое же оно самое важное!.. Любимое, конечно, – именно мною, так как только тогда видно, что я делаю лично, сам. Самое раннее, что помню, – только бы мастерить, изобретать. Но при этом отвлекает уже некая сладость и горесть – догадываться, рассекречивать… саму жизнь. (Чем заразило даже беглое чтение классики…)
С юности: профессию иметь – заранее любимую. Но такая… уже есть – читать книги!.. И уж если не она, то, по крайней мере, где бы я, опять же, – все сам! И если таких не одна… Так самую важную из них! Где исключительно от меня всё зависит.
Философом! – Что я думаю о том, о чём думаю именно я.
Но не пройдёт ли жизнь мимо меня?.. Тем более, слышу, мне все: пользу приносить!.. Вот бы и вмешаться активно. И – со своим "я".
Тогда – следователем! – Чтоб рассекречивать в жизни самое секретное – добро и зло в людях. Тем более, если кто в моё дело (понятно: в уголовное-то) сунется, так я и об этом точно так же, добро или зло, узнаю: явно или догадливо… И что же: окончил университет и работал следователем несколько лет. И нравилось.
Работал как только можно аккуратно: и с точки зрения закона, и – по добросовестности.
А это потому так, может быть… чтоб отвлечь себя, меня, от моей тайной, наверняка – судьбоносной… большой, огромной… досады.
–– Не самое важное!..
Да, не самое всё-таки важное из всего важного делаю!..
Вот веду я дело; прилежно и честно. А рядом с этим одним делом – несколько приостановленных: нераскрытые, так сказать, деяния… Вот я конкретно привлекаю кого-то к ответственности; прилежно-то и честно; проще говоря – сажаю в тюрьму. Но усвоено же мною хрестоматийное: латентная преступность. То есть – не зарегистрированная даже. Она соотносится с моими десятками уголовных, законченных и незаконченных, по принципу айсберга: лишь малая часть преступлений видима – а миллионы на миллионы никому, кроме злодеев и их жертв, вообще никогда не были и не будут известны…
Следователю одно утешение: если он просто порядочный человек – честь и зарплата, если он особенно светлая или особенно тёмная личность – ещё и азарт и анализ.
–– Я никогда не делал выводов, я их ненароком находил.
Я расследую преступления – но их может расследовать так же или даже лучше и любой, с образованием и желанием, другой…
А вот расследовать… самого себя – мною меня! – кто на это?!..
Зато от этой крайней досады, тем более – никому не ведомой, я стал, будто зажатый в угол, бешено смекать…
