Мать Лиза помнила отлично, помнила дом, где жила до знакомства с Сергеем, отца, который ушел из семьи лет десять назад и улетел на другую планету, а вот относительно работы в ее памяти зиял подозрительный провал, больше похожий на частичную амнезию.
Этим вопросом, собственно, и был вызван ее второй звонок матери.
– Привет, мам! – придав своему голосу как можно больше жизнерадостности, произнесла она.
– Здравствуй, Лизонька! Как у тебя дела?
– Да все хорошо, мам, не беспокойся, – ответила Лиза, хотя на самом деле была напряжена в этот момент до предела. Она сидела в гостиничном номере, прижимая к уху трубку мобильника, а в пальцах мелко дрожала неприкуренная сигарета. – Слушай, мам, мне никто не звонил с прежней работы?
На том конце связи на мгновение повисла тишина, будто этот простой вопрос мог вызвать замешательство.
– Нет, милая, – наконец ответила мать. – А почему ты спрашиваешь об этом?
– Да так, встретила тут одного знакомого, – солгала Лиза. – Обещал перезвонить, а вот куда, не уточнил.
– Нет-нет… Никто не звонил. А как зовут этого знакомого? – тут же заинтересовалась мать.
Лиза не умела лгать. Конечно, в жизни никто не обходится без мелких уверток, уловок, но у нее никогда не было природного дара находить мгновенный выход из внезапно сложившейся в разговоре ситуации. Вполне естественно, что она запнулась, и теперь уже с ее стороны в разговоре наступила короткая пауза.
На выручку пришло все то же, внезапно очнувшееся подсознание, в котором Лиза, хоть тресни, не могла разобраться все эти дни, сколько ни пыталась.
Первое пришедшее на ум имя было мужским и звучало достаточно странно: Фьетч.
– Фьетч, мама, – машинально произнесла она и по инерции добавила: – Сержант Фьетч.
– Сержант Фьетч?! – мгновенно насторожилась мать. – Никогда не слышала о таком. Милая, у тебя все в порядке с Сергеем?
– Да, конечно… Я очень его люблю… – Слова сами собой срывались с похолодевших губ, а в голове гулко билось это, вырванное из жизненного контекста имя, которое, вкупе с воинским званием, родило какую-то вспышку, болезненное, глубоко запрятанное воспоминание, взорвавшееся в душе, словно осколочная граната, но не принесшее с собой ничего, кроме этой яркой, тугой вспышки внутренней боли.
Что-то саднило, подсказывало: «Да, ты знала его, но Фьетча больше нет. Он умер».
– Ладно, мам, извини, перезвоню позже…
Прежде чем мать смогла что-то ответить или возразить, Лиза уже захлопнула панельку номеронабирателя.
Этот разговор состоялся сегодня, незадолго до полудня, а ближе к вечеру, окончательно измучившись от сомнений и догадок, она пошла на квартиру к Сергею, чтобы выяснить наконец, что именно он привнес в ее жизнь и почему, ради всего святого, она не помнит собственного прошлого?..
* * *
Сумерки давно перешли в густой, бархатистый ночной мрак, в городе зажглись миллионы огней, по улицам текли, переливаясь, волны света, а над всем этим висело струящееся в неживом блеске реклам горячее марево стремящегося в заоблачную высь городского смога.
Лиза подошла к окну и долго смотрела с высоты девяносто пятого этажа на мишурное великолепие ночной суеты.
У каждого огонька внизу была своя жизнь, своя судьба, свои надежды, чаяния, амбиции… Ползли по улицам фары машин, зажигались и гасли окна бесчисленных квартир, мелькали в ночном небе яркие болиды флаеров, и лишь в ее окне застыл густой, осязаемый мрак.
