Жизненные искры - страница 8



И в ответ разлилась в ширину

вся река, разошедшись кругами.


Отозвались те волны тоской,

вдохновеньем в душе моей зрелой,

а потом изливались строкой,

очень часто совсем неумелой.


Новым чувством светилась река,

берега поднимались всё выше!

Только вдаль унеслись облака,

те, что камешек сбросили свыше…

17.11.17


О своей судьбе

Уходит в вечность каждый век за веком,

а в них судьба играет человеком.

Здесь сказку былью сделать очень трудно:

мечта, как враг, маячила подспудно,

всё норовила выскользнуть из рук,

реальность зыбкую разбив вокруг.

Когда семейный неудавшийся союз

лишь превращался в горестности груз,

в нём корректировал свои дилеммы,

пусть не стояло даже и проблемы.

Как страшно падать и трудней подняться

в громаде волн, где мой корабль мчался.

Жила, боролась и не утонула,

но в зрелость я из юности шагнула.

Свернула к финишу судьбы дорога,

здесь угнетает вечная тревога,

что мчится моё счастье мимо-мимо,

а жизнь всё тает молча и незримо.

13.03.17


Вина ли?

Меня терзает бесконечная вина,

что не сложилась жизнь поэтова…

Ведь всё я сделать бы давно должна,

но не хватало знаний мне для этого.


И не хватило в моей юности ума,

наставника всегда хорошего,

и что стихи стеснялась показать,

когда являлись мне непрошено.


А вот теперь мне не до славы, не до сна

перед вопросами и мыслями,

так атакующими до сих пор меня,

и перед младостью, порой завистливой.


Перед берёзками кудрявыми ещё,

которые в ночи чуть шепчутся…

И перед тою звёздной красотой,

что всё куда-то манит, тайной светится.


Я выразить хочу строкой и боль, и цель,

когда от мук страданий временных

спасаюсь как могу – пишу скорей,

чтоб не ушла причина вдохновения.


Так увлекает это творчество моё,

как вихрь чувств, и слёз, и слов, и счастья!

И это, кажется, меня спасло

от вернувшейся из юности напасти.

21.01.18


О любимом шарфе…

Смотрю на снимок, где царит рояль,

а я облокотилась осторожно,

чтобы волнение своё унять…

Перед поэтами Москвы тревожно!


И рук, красивых продолжений плеч —

так жаль, что в кисти крупноваты, —

ухожены, с кольцом, чтоб взор привлечь.

А голова в наклоне виноватом…


У шеи стройной – к публике излом,

скользнул из пышности причёски локон,

когда полнеющий уж стан в поклон

стремился под лучом из южных окон.


Что говорить – волненье велико!

Румянец побежал к изящным ушкам,

и нежными губами только рот

давал словам всю лёгкую воздушность!


На лбу высоком бровных дуг разлёт

над голубыми ясными глазами,

меж ними небольшой курносый нос

и щёк движенье в такте со словами.


Взор падает на мой любимый шарф,

и мысли сразу устремились в небо.

По ткани, лёгкой и прозрачной, глаз

скользит из голубого цвета в белый.


С любовью глажу тонкий, мягкий шёлк,

на нём едва заметны крошки-блёстки.

Мой палантин чудесно подошёл

к глазам, уже не молодым, не броским.

* * *

А к ним простой, застенчивый наряд

красиво оттенил лоскут заморский.

Быть может, кто-то остановит взгляд

на мне? Уже приветливый, московский…


И я ему навстречу улыбнусь

доброжелательно, чуть-чуть несмело.

Что ж, пусть не сразу, а потом найдусь,

прочту ещё свои стихи – «О белом».

24.04.20


О сути…

Поэзию, как боль несу —

так осторожно,

как только собственную суть

нести возможно.

Мне б эту боль не расплескать

как можно дольше —

другой мне сути не сыскать

уж в жизни больше…

Пусть очищающая боль

рождает стоны —

лишь с ней пройду путь трудный свой

так просветлённо!

Какой же в ней могучий рок,

что жжёт мне нервы?!

И каждый жизненный урок

как будто первый!

25.01.19