– Ещё скажи, что горло сам себе перерезал! – продолжала бушевать Ждана. – Как таких разумников вообще в стражу берут, не то что в начальники!
– Ты, женщина, не голоси, – сотник строго поднял руку. – Коли не виноват он, пусть скажет, да и уйду я с миром.
Велеслав скорбно сложил ладони на груди да проговорил голосом сдавленным:
– Окстись, неужто я бы мог один да на десяток выйти? Хоть Некрас и скотиной был порядочной, а всё ж таки правда есть правда. Когда степняки напали, не жалея жизни я его защищал, пока не пал от ран. Что дальше было, не ведаю.
Задумался сотник, подбородок почесал, что-то прикидывая. Видать, поверил, молвил одобрительно:
– Молодец, Велеслав, понимать начинаешь. Ладно, неколи мне. Бывай, как оправишься – жду на службе.
Ушёл сотник, а вскоре и матушка засобиралась, дела-то в избе тоже не переделаны. Остался Велеслав в одиночестве. Полежал-полежал, случившееся обдумывая, и что-то так тошно сделалось. Вроде и комната большая отдельная, что раньше с братьями делил, а будто воздуха не хватает. Выбрался он из постели, штаны и рубаху походя накинул да со двора в загон для скотины вышел. Присел на копну соломы, голову руками подперев, вздохнул тяжко.
Поросёнок любопытный подбежал, пятак свой на колени положил, хрюкнул легонечко. Велеслав его за ушами почесал рассеяно:
– Вот что мне дальше делать, а? Что Некрас помер, это, конечно, хорошо, ещё долго дорога через лес спокойна будет. Да только нет в этом для меня пользы никакой, как сотник в грош не ставил, так и не будет…
– Балда ты, Велеслав, – вот вроде пусто только что было, а сидит на бочке Хан, улыбается насмешливо, – коли от любого дела результата немедленного ждёшь. Видать потому и не добился ничего до сих пор. Ну ничего, вместе-то уж мы точно справимся.
Велеслав аж подпрыгнул, поросёнка напугал, тот с визгом по загону заметался.
– Ты… что здесь делаешь?!
– В палаты княжеские путь тебе торю, – хохотнул степняк. – Али запамятовал ты, зачем стараешься?
– А если тебя увидит кто? На меня-то нет-нет, а косо посматривают, а тут настоящий ордынец посреди города!
Подбоченился Хан самодовольно:
– Я шаман, что повелевает ветрами, забыл? Захочу – сам ветром обернусь, только меня и видели. Ты не обо мне пекись, а о себе беспокойся. Слушай внимательно, да в уме потом держи: безобразий от Некраса много было, да подтвердить никто не мог, всё хитрый сотник наизнанку выворачивал. А прекратится разбой с его смертию, задумаются в палатах княжеских, мол как же так? Невиновный человек сгинул, а проблемы – вместе с ним. Почуют, что здесь нечисто, пришлют доверенного, чтобы разобраться. Ты этого доверенного дождись и помоги ему. Сделаешь всё правильно – сам сотником станешь, а то и лучше.
– Складно ты говоришь, да только сказать-то легче, чем сделать, – засомневался Велеслав в словах степняка, не спешил на веру принимать, – и как же мне вовремя с этим дознавателем оказаться, если он, наверняка, около сотника крутиться будет, а я – всё по дозорам да вызовам бегать?
– Молодец, соображаешь, если ум твой в правильное русло подтолкнуть, – кивнул Хан с одобрением. – Так вот, с завтрашнего дня завязывай с подвигами, около начальства почаще обретайся. Печать потерянную протяни, кваску поднеси, а лучше вовсе с ним выпей…
– Ты что ж меня мальчиком на побегушках сделать хочешь?!
– Гордынюшку свою пока прибереги. Не мальчиком на побегушках, а соглядатаем. Смотри, куда сотник ходит, с кем говорит, где добро своё прячет. Побольше о нём узнаешь – сможешь на чистую воду вывести. А коли достоинство попранное жмёт, то сиди ты и дальше младшим стражником, об ином и не помышляя.
