А знаете почему? Потому что он был на дежурстве в тот день, когда Евгений Богарне явился к Бонапарту. Это Лемаруа ввел его в кабинет генерала и таким образом стал как бы проводником будущего. Не удивляйтесь, легенда о «шпаге отца» очень живуча.
После бравого Лемаруа ставят подписи Тальен, Кальмеле и Леклерк. Здесь же – росчерк генерала. Ниже растянулась, словно расплющенная, подпись креолки.
Рукопожатия, пожелания доброго вечера и разъезд.
Так венчались в IV году.
Мадам Бонапарт везет мужа на улицу Шантерен.
Карета мерно покачивается. О, как благоухают ее темные кудри! Как вздрагивают они в такт движению… И как вздрагивает в объятиях генерала всё это тело, покорное, отдающееся, гибкое… (И равнодушное!) Она, Жозефина, «mio dolce amor», теперь жена, жена!
У подъезда карета останавливается. Бонапарт несет свою прирученную добычу в зеркальную комнату. Волшебное раздевание…
Не это ли воспоминание посетит генерала несколько месяцев спустя под Вероной, накануне битвы, когда он, такой же усталый, как и солдаты, растянувшиеся на мерзлой земле, будет писать:
«Боже мой! Как был бы я счастлив, если бы мог присутствовать при твоем милом туалете, увидеть плечико, белую, маленькую, но такую упругую грудь. А над ними – повязанную креольским платочком прелестную головку!»[9]
Но его «поцелуи в уста, глаза, плечо, грудь, всюду, всюду» будут оставлять Жозефину холодной, как мрамор. Так напишет ей сам Бонапарт.
Но тот вечер – чем был он для него, если не счастьем?
Впрочем, он наслаждался счастьем не безраздельно. Моська Жозефины, Фортюне, не пожелала уйти с постели и уступить хозяйку новому повелителю. Сопротивление тявкающей бестии раздражало Бонапарта, однако он уступил. Для этого оказалось достаточно всего лишь гримаски Жозефины.
Как не без остроумия замечает некий автор: «Бонапарт старался нравиться даже комнатной собачонке». И Фортюне осталась на своем привычном месте.
«Видите эту шавку, – сказал однажды генерал поэту Арно, – это мой соперник. Ему принадлежала кровать госпожи, когда я на ней женился. Я хотел заставить его уйти. Бесполезная попытка. Мне объявили, что я должен либо лечь в другом месте, либо согласиться на совместное владение. Меня это очень взбесило. Но вопрос заключался в том – взять или отдать. Я покорился. Фаворит был не столь снисходителен. Доказательство – у меня на ноге».
А через пять месяцев после свадьбы любовное письмо Жозефине Бонапарт завершает так: «Тысяча поцелуев, и даже для Фортюне, хоть он и злой»[10].
Судьба шавки, о которой герцогиня д’Абрантес (мадам Жюно) говорила, что она «никогда не видывала более ужасного животного», закончилась трагически в 1797 году, когда Бонапарт укрылся в Монбелло. Огромная дворняга тамошнего повара не слишком вежливо обошлась с малюткой Фортюне. Бедняжка умерла, отброшенная к стене мощной лапой недоброжелателя. «Представьте себе печаль хозяйки!» – замечает Арно. Еще бы!
* * *
Второго марта Бонапарт был назначен главнокомандующим Итальянской армией. 9-го он женился. А 11-го генерал был уже в дороге и нагонял свой отряд.
Новобрачный оставил Жозефину одну. Он любил ее и доверял ей.
В конце марта Бонапарт в Ницце принял на себя командование ордой грабителей и якобинцев. Он сделает их солдатами Великой армии, поведет их к триумфам.
Лавры победы, вырванные у судьбы, Бонапарт посвятит имени жены. Кто достоин их более чем она? Кто более нее заслужил почести этой новой, ни с чем не сравнимой славы? Только Жозефина! Он, влюбленный, верит в это.
