Жребий бросают трижды - страница 3

Но самая ужасная тайна – это, то, что я знала об ИМПЛАНТАЦИИ. Конечно, она появилась на наше счастье. Теперь, после ИМПЛАНТАЦИИ, наш великий Мудрейший будет править нашей великой страной вечно… Всё это ясно. Всё это правильно, иначе нельзя. Я согласна с жертвами, которые нужно приносить ради такой возможности. Но знать об этом НЕЛЬЗЯ! Никак нельзя. За такие знания расстреливают!

Конечно, детектор может чего-то не увидеть, что-то напутать, даже если человек не пил таблетку… Но это редкий случай. В случае с Денисом он не ошибся, потому как проверку проводили трижды, что большая редкость. По супружеским изменам о разглашении тайны на детекторе существует запрет. А зря. Прикрываясь демократией, государство просто покрывает измены. Но Денис мне как раз не изменял, я это знала. Я это чувствовала. Но я же не государство. Я не партия «Единая страна». Видимо в человеческую сущность изначально заложена измена. Она человеку необходима, как чувство опасности. Это адреналин. Вот и выходит, что если человек не изменяет супругу, он изменит государству. И кто знает, которая из измен хуже? Но за измену партии грозит наказание, а за измену жене нет. Денису, очевидно, было нужно много адреналина, раз он изменял стране. Или он меня слишком любил, чтобы изменять мне… такое тоже возможно.

Расстреливать Дениса я отказалась, честно рассказав следователям всё о любви и наших с ним отношениях. Было страшно. Сначала было страшно за мою семью. Было страшно, что меня посадят в тюрьму за пособничество. По этой статье это не меньше двадцати лет. Когда я выйду, Тимофею будет почти столько же, сколько мне сейчас, а отца уже может и не быть в живых вовсе. Но после того как меня поняли, простили и даже оставили на работе, просто понизив в должности до обычного диспетчера, я затосковала по Денису. Мне физически не хватало его присутствия, его запаха, его голоса. Была вырвана часть моей жизни. Часть моего счастья. Его расстреляли сами ФРС вместе с братом и его женой, которая тоже оказалась пособником. Детей брата Дениса отправили на Север в государственную сельскохозяйственную школу. Выпускники этой школы заселялись в посёлки рядом с плантациями, где они работали. Там они жили и создавали свои семьи. Это очень гуманно, ведь ещё года три назад их могли содержать в тюрьме до достижения четырнадцати лет, а потом расстрелять.

Я отвернулась от телевизора и смотрела на макушку сына, склонившегося над компьютером. Мне нельзя никого пускать в свою жизнь. У меня есть только он и папа – этим и нужно довольствоваться, это и нужно беречь. Да и вода в моём ведре никуда ни делась, оно так и осталось наполненным до краёв Денисом. Его уже не было, а вода осталась. Я не могу любить другого мужчину, не получится. Да и нельзя мне любить.

– Привет, Тимофеич! Опята пошли! Ты как смотришь, сходить за грибами?

Когда-то меня раздражали мобильные телефоны. Я считал, что это вторжение в мою личную жизнь. Меня раздражало, что любой может запросто позвонить мне, и, что бы я в этот момент не делал, беспардонно начать со мной говорить. Тогда я с тоской вспоминал, как раньше, когда я был студентом, ещё не было мобильных телефонов. И даже когда я бывал дома, но, к примеру, занят курсовой, я мог не отвечать на звонки, и все думали, что меня просто нет дома. Я мог отвечать на звонки только тогда, когда считал это нужным. Но потом пришли эти сотовые телефоны и всё поменялось. Какой же я был наивный! Я думал, что всё поменялось, и я на привязи. Тогда ещё ровным счётом ничего не поменялось! Кто меня заставлял брать с собой этот телефон, или, на худой конец, снимать трубку? Это было счастливое время! Люди были свободны. Они могли брать или не брать телефон, им ни кто этого не навязывал. Сейчас эти импланты обязательны. Сейчас без них ты не имеешь идентификационного номера, а значит, ты – НИКТО. Сейчас ты знаешь, что связаться с тобой, помимо друзей, коллег и знакомых, может любая госслужба в любое время дня и ночи. Сейчас ты знаешь, что твои координаты и передвижение отслеживаются. Сейчас ты знаешь, что всё, что ты вокруг себя видишь и слышишь, как и твои разговоры, фиксируются, записываются, прослушиваются и просматриваются. Сейчас это не только звук, но и окружающее тебя изображение. Но этот звонок был нужен. Я его ждал. Друг выглядел бодрячком, такой же был и голос.