– Зови меня Велигоем, – негромко проговорил волхв, разливая по чашам вино. Князь отхлебнул глоток и подивился – откуда они, язычники, в чаще сущие, могут такое вино доставать? Вслух же спросил:
– А по отчеству?
– Зачем тебе? – недоумённо спросил волхв, и сразу же ответил, не дожидаясь княжьих слов. – Кариславичем кличут.
– Княжье отчество, – не сдержался Ростислав.
– И что с того? – насмешливо бросил волхв, приподымая косматую бровь. – Аль зазорно? Князю-то?
– Уж не хочешь ли ты сказать, что ты княжьего роду? – высокомерно спросил волынский князь, надменно приподымая голову.
– А ты что, Ростислав Владимирич, всех старых князей счёл? – вкрадчиво процедил волхв, сжимая в руке чашу – казалось, узорное серебро сейчас не выдержит и скомкается в тонких пальцах.
Князь прикусил губу. А ведь и верно – кто ж их считал, старых-то князей? Кто их ныне помнит? Всё может быть. Чтобы отрешиться, снять трудноту, спросил всё ж про вино – отколь, мол? Волхв вновь криво усмехнулся, и здесь найдя повод для издевки.
– Мыслишь, мы люди дикие, раз не христиане? Живём в лесу, молимся колесу?
Ростислав Владимирич смолчал. А волхв не стал:
– Ты как дорогу сюда нашёл, княже?
– Приехал в капище у Владимира… – князь осёкся, а Велигой довольно расхмылил:
– Вот именно, княже, вот именно, – он помолчал несколько мгновений. – Вас, христиан, горсть на Руси и доселе. Истинных-то христиан. А такие, как ты, как бояре твои, купцы там, посадский люд… какие вы христиане? В церкви Христу помолясь, в угол домовому чашку с молоком ставите, рядом с крестами коловраты да громовые колёса носите. Нет?
Князь молчал. Возразить было нечего – у самого на пальце перстень с коловратом.
– А в деревнях христианством вашим и вовсе не пахнет, – довершил волхв торжествующе. – Доселе капи на жальниках стоят за каждой околицей.
Князь молчал. На Руси и впрямь за неполных восемьдесят лет христианство сумело продвинуться не дальше городских посадов, да и там было непрочно. Пора ратных сшибок меж язычниками и христианами и кровавых одолений неуклонно уходила в прошлое, но и у той, и у другой стороны ещё хватало сил, чтобы одолеть открыто.
– Молчишь? – вновь сузил глаза волхв.
– Я не про то пришёл говорить, – бросил князь.
– Я знаю, почто ты пришёл, Ростислав Владимирич, – сказал Велигой, щурясь на огонь. – О судьбе своей жребий кинуть…
– Вестимо, – согласился Ростислав.
Волхв снова глянул на князя – теперь в его глазах читалось неложное любопытство, – но смолчал. Князь и сам скажет, что ему надо.
Рваные клочья огня разгоняли пугливую темноту, отрывались от костра и улетали ввысь, к звёздному небу. Волхв сидел почти недвижно, изредка подбрасывая в огонь сухую ветку и снова замирая.
Наутро князь встретил волхва встревожено-жадным взглядом воспалённых глаз – никак тож всю ночь не спал! – подивился Велигой. И на немой вопрос Ростислава только качнул головой:
– Не спеши, княже. Так быстро всё не решить.
Двое хмурых парней отволочили ворота храма, и волхв направился внутрь, неприветливо кивнув князю – ступай, мол, за мной. Ростислав, чуть похолодев, ступил за порог – он впервой был в языческом храме. Своды терялись где-то в полумраке, а по сторонам проступали суровые лики древних богов. Ростислава невольно охватила лёгкая оторопь, смешанная со страхом – в языческом храме всё оказалось не менее величественным, чем в православном, только как-то иначе, само величие было каким-то иным. Здесь всё дышало тайной, древностью, каким-то непередаваемым величием.
