– Это значит, ваш Оранжевый Праздник закончился, и сейчас наступает диппёрпалный кирдец, хе-хе.
– Но как же теперь быть?! Что нам делать?
Адя почесал дубиной затылок, и говорит:
– Я знаю, это все мамотники, это они во всем виноваты, обнаглели, гады.
Подлодка еще больше встревожилась, забегала, засуетилась:
– Ой, кто такие? Они злые? Они ужасные? Они нас съедят?
– Да, либо они нас, либо мы их. Я как раз собирался на охоту. Мамотников надо сначала проваливать, а затем гасить, и ты мне в этом поможешь.
– Ой нет, я не могу, я боюсь!
– А хочешь, чтобы крышка тебя совсем придавила?
– Нет, нет, не хочешь!
– Тогда пошли. И перестань прыгать и скакать вокруг меня.
– Ладно, мы идем спасать мир!
Они свернули с береговой полосы и углубились в лесную чащу. Подлодка все приставала с расспросами:
– А какой он, мамотник? Он дикий? Он страшный?
– Да, он хитер и коварен.
– Мы поймаем его?
– Да.
– Охота на мамотника трудна и опасна!
– Да.
– Но мы спасем мир! А куда мы идем?
– Можешь помолчать хоть минуту?
Так шли они, шли, и наконец пришли. Под раскидистым деревом была кем-то вырыта глубокая яма.
– Что это? – спросила Подлодка.
– Ловушка. Мамотник будет бежать, провалится, и мы его схватим.
– Ух ты, как здорово!
– Надо прикрыть ее ветками и листьями.
Они быстро замаскировали яму, уселись в засаде и принялись ждать. Ждали они ждали, но никто так и не собирался бежать мимо и проваливаться в яму.
– И сколько же нам так сидеть? – спросила Подлодка.
– Да, нужно как-то приманить мамотника, – ответил Адя.
– А что его может привлечь?
– Побольше шума, побольше эмоций.
– Что же ты сразу не сказал, дубина. Давай заберемся на дерево и поднимем шум.
– Ладно, давай.
Вскарабкались они на дерево, и ну горланить песню на весь лес:
Над границей тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Пели они пели, потом другую песню запели:
I want your love and
I want your revenge.
You and me could write a bad romance.
О-о-о-о-о!
I want your love and
All your lovers' revenge.
You and me could write a bad romance.
[6]И потом еще разные прочие песни пели, но никто так и не появился.
– А тебе не кажется ли, что кто-то из нас идиот? Или, похоже, мы оба? – сказала Подлодка.
– Эмоций маловато. Ну ничего, сейчас мы это исправим.
Тут Адя схватил якорь Подлодки, зацепил его за ветвь, а ее саму спихнул вниз. Подлодка повисла над ямой.
– Что ты делаешь! Злобный, коварный Адя! Сейчас же отцепи меня!
– Вот, так, теперь дело пойдет, – с удовлетворением отметил Адя, спустился с дерева и затаился в кустах.
– Спасите! Помогите! – кричала, болтаясь на якорной цепи, Подлодка. – Адя, я убью тебя, сволочь!
Вдруг, над ямой промелькнула чья-то тень, раздался треск веток, и… кто-то оказался в ловушке.
Королева Брунхильда собирала морковку на своем огороде, складывая ее в подол платья, и распевала:
Я королева, а-ля-ля,
Я королева, а-ля-ля!
А вы, мои морковки,
Вы мои подданные!
Идите уже ко мне,
Мои морковки, а-ля-ля!
Лохматая Зверюга, тем временем, сидел, спрятавшись в ботве, и наблюдал за королевой. У Лохматой Зверюги было такое имя, потому что он и был лохматою зверюгою, а еще потому, что когда он воровал морковку с огорода, королева пускалась за ним в погоню и кричала ему вслед: «Ах ты зверюга лохматая!»
Вообще-то, Зверюге морковка была не нужна, просто он влюбился в королеву и старался всякими способами привлечь ее внимание. А это было непросто. К тому же, Брунхильда была воинственной особой. Ходили легенды, что завоевать ее сердце сможет лишь тот, кто одержит над ней верх в поединке. Но мало кто на это отваживался, поскольку мечом она владела в совершенстве.
