– Подожди, принесу тебе самое сытное блюдо, – проворковала хозяйка.
Я моргнула, пытаясь побороть слабость. Мне совсем не хотелось упасть в обморок перед незнакомцами, включая эту девушку, подозрительно милую и любезную. Я достала карту, перевернула и посмотрела на портрет Суён, который сама написала чернилами. «Живи, сестра, – прошептала я портрету. – И я тоже выживу». Её нежные глаза смотрели на меня со спокойным, мягким…
По затылку пробежали мурашки. Кто-то заглядывал мне через плечо.
Я поспешно свернула листок и подняла взгляд на улыбчивую хозяйку. Она поставила передо мной миску бульона с варёными овощами и травами. От неё ещё шёл пар, но я не заметила ни одного кусочка мяса. Не к такой сытной еде я привыкла, но за последние два года пришлось смириться с тем, что большая часть населения питается тем, что находит в горах.
– Направляешься в Ханьян[3]?
– Зачем вы спрашиваете? – огрызнулась я.
– Предпочитаю знать, кто у меня гостит. Кого-то ищешь?
– Нет.
– Ты это сама нарисовала? – спросила она, показывая на свёрнутую бумагу.
– Да.
– Юноша на портрете выглядит слишком молодо, чтобы быть твоим отцом…
– Это девушка, – резко возразила я.
Хозяйка вовсе не смутилась, а расхохоталась.
– Да я шучу! Значит, сестра?
– Даже если так, это не ваше дело, ачжумма[4], – проворчала я, убирая свёрток в походный мешок.
В глазах хозяйки блеснула смешливая искорка.
– Ачжумма? Я ещё молода и не замужем. Честно говоря, и не намерена ни за кого выходить, хотя из желающих выстроилась целая очередь, врать не буду. – Она выдержала паузу, словно ожидая, что я посмеюсь, а затем продолжила: – Мне всего девятнадцать. Ну, что смотришь на меня, как на врага? Я лишь хочу помочь. Ты ищешь старшую сестру, а тебе самой на вид не больше восемнадцати.
Мне семнадцать.
– Тебе кто-нибудь помогает в поисках? Отец? Мать?
Они оба мертвы. А у меня нет желания терпеть чужое любопытство. Я бросаю на хозяйку резкий взгляд и собираюсь сказать что-нибудь терпкое, но вдруг понимаю, что её назойливость может быть выгодна. В гостиницы стекаются и слухи, и полезные сведения. А у меня нет ни знаний о столице, ни плана, как добраться до сестры.
– Ты прошла через охотничьи угодья вана, рискуя жизнью, – жарко прошептала хозяйка, не обращая внимания на мою неохоту говорить о себе. – И теперь ты здесь, недалеко от столицы… Она убежала или…
– Нет, её забрали из нашей деревни три дня назад, – произнесла я ровным голосом, внимательно наблюдая за реакцией хозяйки.
Она вздохнула.
– Ещё одна…
Я тут же ухватилась за эту ниточку.
– Вы знаете о других?
Девушка быстро огляделась. Нас мог услышать только один мужчина, сидевший напротив, но он явно не беспокоил её, поскольку она ответила:
– Да, и о многих. У нас даже повесили колокол, и в него бьют всякий раз, когда через деревню проходит ван, – предупреждают местных девушек. Тех, что здесь ещё остались. Я уже давно не видела в этих краях своих ровесниц.
– Ван сам проезжает через деревню?
Она кивнула.
Мы обе затихли, и я заметила, что постоялец напротив всё-таки прислушивается к нашему разговору. До этого он протирал тканью окровавленные костяшки, но теперь замер. На нём была накидка из соломы, хотя дождь уже давно прошёл, а шляпа надвинута на глаза. Казалось, он средних лет, но я почти не могла разглядеть лица, заросшего бородой.
– Как…
Я стиснула кулак, и ногти врезались в ладонь. Это опасный вопрос. Он может повлечь за собой арест и даже казнь.
