Господь заведует религией, Бог предваряется верой, неважно во что.
Такая вот разница.
А суть Духа – нет, не «святого духа», – в одном: ты идешь по своему пути, остальное игнорируешь.
Ибо это значит, ты тогда не катишься по навязанной колее, а идешь против неё, как против течения жизни.
Ты становишься вместо гоя—творца жизни, поддерживающим привычное для всех существование, из—гоем Отступником.
Чтобы вылезти из болота – тебе никто не нужен, кроме тебя самого. Вспоминаем Мюнхаузена, как он вытаскивал себя за волосы.
То есть волей.
Если воля заряжена биться с эгрегорами маятников—противоречий, можно и выползти из болота.
Есть воля – Дух будет не метаться, смущаться, биться в темнице, а будет творить на—воле.
Для Духа нет ловушек, потому что единственное, что препятствует ему в совершенстве – это только он сам.
Иного нет. Ловушки не могут препятствовать. Они лишь причины.
Ты сам – хозяин над причинами.
Но чтобы это стало так, одних «слов» мало – это надо «вспомнить».
Яблока с древа познания недостаточно.
Еще нужно яблоко с древа вечной жизни, которого Адаму попробовать не дали. Ему вложили рассудок, и потом исказив его и перевернув, но вот разума не дали. Разумом же ты можешь с помощью воображения выходить за пределы матрицы и быть там – Духом.
И что первично и важнее – дух или тело; тонкая энергетическая душа или грубый материализм. Если желудок подмазывается к голове от голода, и похоронный марш он играет. То значит материя сильнее?
Мы находимся в более плотном материальном мире, чем «тонкий уровень». И все свои движения и действия осуществляем сознательно, своим сознанием. Да вот либо счастье, или беда, и тогда приходит на смену коллективное—бессознательное.
Условия и возможности нам создает нам нечто, находящееся внутри нас.
Или вот ещё один парадокс: человеческое тело сильнее стального железа, заключённое в цельнометаллическую оболочку плоти, и в тоже время уязвимое донельзя, как беззащитный котенок.
Перед кусочком пулевого свинца, например.
Ударом в болевую точку.
Надеть пластиковый пакет на голову, и через минуту задохнутся от нехватки воздуха.
Конечно, странно. Тогда кто же даёт нам силы выстоять в жестоком мире. Если не бог, или кто там есть на небесах.
Вскоре все рутинные вопросы были утрясены в лазарете, вещи собраны в рюкзачок—мешок; добрые клинки, служившие мне верой и правдой, вдеты в ножны перевязи, а перевязь на плечо закинута.
И всё что ли? На дорожку посидели чуть.
Осталось только подпоясаться, попрыгать, чтобы ничего не звенело, помахать ручкой на прощание обожаемой «больничке», и двигать дальше, толкая мир от себя. Ногами.
Таверна, таверна – пел от радости желудок.
Свобода, свобода – чирикало от радости сердце.
Мир, живой мир – напевала от радости душа.
Так и мы и шли по утренней улочке, под разноголосицу всевозможного внутреннего пения, вместе с Виландией.
В той таверне они уже сидели год назад, когда-то в другой реальности, да и в другой жизни тоже, но память о том больно кольнула в сердце.
Хозяин исламского заведения, толстяк Али, тоже был прежний – вот только постарел он, что ли?
Впрочем, возраст хозяина волновал Идущего меньше всего; а графа не волновал вовсе.
Путник открыл было рот: спросить гранатового морса! – но вовремя опомнился.
И, мысленно вытерев лбом тряпкой покаяния престол Всевышнего, заказал вина. Красной крови виноградных лоз, седой от пузырьков родниковой воды, каковую следует добавлять в необходимом количестве, для радости заказчика, а не для выгоды продавца.
