Журнал Виктора Франкенштейна - страница 16

Я обернулся, но стоявшие рядом со мною, явно захваченные драмой, не разговаривали. Театр несомненно обладал странной акустикой.

На короткое время занавес задернули, а вслед за тем снова раздвинули, и нам открылся водоем на вершине горы – в Шотландии народ называет такие места курганами. Теперь Мельмот, схватив противящуюся невесту за запястья, стоял на фоне теряющейся вдали панорамы горных пиков и расселин.

– Семя такого существа будет бесплодно. – Это был все тот же голос; раздавался он прямо позади меня. – По его собственному расчету, возраст его более века. Впрочем, коли он поднялся над оковами обыденной жизни – кто ж ему судья?

Девушка вырвалась из рук, что сдерживали ее, и бросилась в воду. Я ожидал всплеска или какого-либо движения в воде, но вместо того она медленно опустилась, держа руки над головой. Это, разумеется, было обусловлено механикой сцены.

Биши сжал мою руку и шепнул мне:

– Я этого не вынесу. Это зрелище чересчур волнует. Чересчур потрясает.

– Вы желаете уйти?

– Да. Мне страшно!

Я всегда считал, что Биши слишком чувствителен для того, чтобы противостоять ударам судьбы, и это проявление беспокойной натуры его не особенно меня удивило.

– Давайте же уйдем, – сказал я. – Если только сумеем пробраться через эту толпу.

Когда мы вышли в вестибюль, он остановился и, снова взявши меня за руку, засмеялся.

– Я болван, – сказал он. – Простите меня. То был какой-то панический страх. Теперь он прошел. У вас удивленный вид.

– Мне любопытно узнать, что случилось.

– Когда девушка бросилась в озеро и подняла руки над головой – в этот миг меня охватил приступ неимоверного страха. Затрудняюсь изъяснить, отчего.

– Вернемся?

– С меня достаточно. Разве что вы, Виктор…

– Нет-нет.

Мы уже были на улице, как вдруг услышали чей-то оклик:

– Мистер Шелли, мистер Шелли! – То был Дэниел Уэстбрук, бегом направлявшийся к нам. – Благодарение Господу, я успел!

– Да что такое?

– Гарриет. Она больна. Она просит позвать вас.

– Что? Что случилось? Что с ней такое?

– Она упала перед самым домом. У нее начался бред.

Биши выбежал на дорогу и остановил кеб, только что свернувший на Друри-лейн. Мы поспешно вскочили, Дэниел тотчас прокричал номер дома на Уайтчепел-хай-стрит, и внезапный рывок коляски швырнул нас на заднее сиденье.

– Это ваша рука или моя? – спросил Биши, выпутываясь, и уселся на деревянное сиденье напротив нас. – У нее лихорадка? Следует раздобыть льда. Лихорадка неминуема. Неужто нельзя ехать быстрее? – Он то и дело выглядывал в окно, закрытое материей, а не стеклом, словно оценивая скорость, с какой мы ехали. – Расскажите мне, что в точности произошло.

Дэниел разъяснил, что они с Гарриет направились с Поланд-стрит на восток по Оксфорд-роуд. Дэниел говорил Гарриет о том, что мы намерены посетить «Друри-Лейн», где должны представлять «Скитальца Мельмота». Она изъявила желание самой побывать в театре. «На свете так много всего, что мне хотелось бы повидать!» – сказала она брату. Глаза ее, по его словам, наполнились слезами, но он поддержал ее за руку. Вместе они пересекли город, миновали собор Святого Павла и по Кэннон-стрит вышли на Олдгейт-хай-стрит. Там, у водокачки, она остановила его и воскликнула: «Я так счастлива, Дэниел! Я готова умереть на месте!»

Они прошли по Олдгейт-хай-стрит и, перешедши дорогу, оказались в Уайтчепеле – на главной улице, по его словам. Уже в сотне ярдов от дома Гарриет, оглядывая лавки и жилые постройки вокруг, вскричала, обращаясь к Дэниелу: «Я чувствую, что задыхаюсь. Мне страшно – у меня разорвется сердце!» На этом она упала в его объятия. В волнении и тревоге он сумел донести ее до дому – расстояние было невелико. Ее поместили в гостиную, где она принялась говорить; в речах своих, чрезвычайно странных и сбивчивых, она несколько раз позвала «мистера Шелли». «Ах, только бы увидеть мистера Шелли – тогда мне будет покойно», – повторяла она.