Журнал «Юность» №02/2020 - страница 2

оглядывает окрестность.

Вокруг запустение, ставни покрыты пылью,

впрочем, это не признак, скорее, деталь пейзажа.

Последний живой подсолнух, взятый в котел полынью,

дожидается абордажа.

В каждом отрезке дома или предмете быта

виден удачный блицкриг природы, близость апофеоза.

Лежащая возле порога подкова, переплетенная аконитом,

как вынужденная угроза.

Дорога теряется под шагами идущего к точке старта.

Стирается дом, водит яркой иглой меж столбов ветвистых

встающее солнце, сшивая пейзаж, и облака как вата

в руках у таксидермиста.

Расфокус

Вдоль заново отстроенных домов,

в забытых прошлым надписях в застенках,

над мастерской – здесь был «Ремонт часов» —

в ее часах и в их секундных стрелках

пространство затихает по ночам,

как продавщица в местном продуктовом,

что заучила всех односельчан —

возможность, предоставленная словом,

использована, к пришлому лицу

нет интереса, что всех помнить толку?

В попытках влиться – новому жильцу

чем привыкать, сподручней вырвать глотку

и повторять свой круг по часовой,

движения по улицам притихшим,

и завершить в молчании, как бой

часовщика со временем застывшим.

Здесь схожесть судеб ясно сознают

лишь те, кто покидают этот город.

Их взгляд назад на быстрый бег минут

с началом каждой новой множит холод —

чем тоньше связь, тем беспристрастней суд

над прошлым; время, сдавливая горло,

меняется, накладывает жгут

на место прежде грубого прокола,

который за сомнения в своей

разнообразной цели подарило.

Здесь можно, как на жизнь других людей,

на собственную – в то, что раньше было,

смотреть – сквозь крик явления на свет

к детали – запах кожаной обивки.

В ней черная тоска из прошлых лет

сменилась грустью, затемнив на снимке

коляску, голубой автомобиль,

большие санки, спящие в квартире,

и книгу сказок – ту, что полюбил,

за то, что ничего не знал о мире:

сквозь шум открытых окон по ночам,

пока за ними таял день вчерашний,

я строил мир со сказочных начал

как лестницу для выдуманной башни.

III

Мне все пустое в городе людей —

здесь жизнь была, и площадь городская

стучала и звенела в первый день.

Где раньше открывалась мастерская

пустой киоск, что близко к «ничего» —

у времени, которым был основан

есть город, а молчание его —

возможность, отнимаемая словом.

Танцы

Если музыка повторяется раз за разом, и музыканты

те же, улыбаются, приглашают, гармонируют, вьются, злятся —

как объяснить тебе, что согласие, данное однократно,

упрощает каждое последующее? Танцы, танцы.

Повторение есть желание, центр, суть развращение эго —

не процессы, но чувства – частные, давние, важные обоюдно.

Жаль, что прошлому без повторов хватило замкóв и снега.

Ты уходишь, и здесь впервые мое одиночество абсолютно.

Ветер в твоей руке, шелест кассетной пленки, переписывающей фестивальный

номер, сила импульса постоянно-условна.

Да, единственный танец, увидимся. Смеются. Полет нормальный.

Лети, лети, лепесток. Возвращайся, так я смогу попрощаться снова.

В новый круг попрощаюсь, заново сохраняя

то же самое – с каждым повтором все меньше толка.

Будто воспроизводят съемку – кассета трется, перематывается, заедая.

Господи, как тяжело уходить надолго.

Навсегда остаюсь неважным, никого здесь не будет, только

здравствуй, вечное солнце, нам пора навсегда прощаться.

Отвернись и замри, движение завершив, чтоб лицо не сжевала пленка.

Обрывается лента-жизнь.

Танцы, танцы.

Проза

Владимир Алейников

Поэт, прозаик, переводчик, один из основателей СМОГа. Родился в 1946 году в Перми. Окончил отделение истории и теории искусства исторического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова.

Назад Вперед

Журнал «Юность» №02/2020 - страница 2

Похожие книги