Журнал «Юность» №03/2021 - страница 25

История нелюбви Галины Викторовны к «лицам кавказской национальности» имела два начала, но один конец. И именно грузин она на дух не переносила. Десять лет прошло, как под обстрелом в Цхинвали, от руки «обезумевшего грузинского пехотинца» (так было написано в рапорте) погиб ее младший брат, бывший в составе той самой тактической, наступательной группы Пятьдесят восьмой армии. Сострадательные однополчане рассказывали, как грузинский солдат что-то кричал Антону, то по-грузински, то русским матом, а потом выстрелил в упор. Пуля прошла навылет, не задев сердце, но Антошу не спасли. Врачи так и сказали: «Не успели, потеряли по пути, скончался от потери крови». Потеря от потери… О горячей точке в семье узнали постфактум, когда свояченицу вызвали опознавать серое и помятое с одного боку тело. Видно, как уложили второпях, так и везли. Антона похоронили с почестями, но злость и горечь в семье остались.

А двумя десятками лет раньше ближайшая подруга Галины Викторовны «попалась в руки» заезжему «гастролеру», приняла его, прижила, прикормила, родила дочь и сына, и только потом узнала, что у гражданского мужа в Кутаиси проживают и здравствуют законная жена и трое детей, последнему из которых было столько же лет, сколько и ее маленькому Димке. Супруга любвеобильного Гоги, грудастая, квадратная, с махровой бородавкой на переносице, укомплектованная с ног до головы золотыми побрякушками, лично прибыла в Питер и пригрозила расправой «подлой полюбовнице». Угрозы были нешуточными – вместе с ней в квартиру ввалилось человек десять чернявых молодцев той же национальности и отнюдь не мирного настроя. Подруге недвусмысленно дали понять, что случится с ней и ее «выродками», попытайся она покачать права. Как оказалось, там, на родине у отца Гоги, была довольно серьезная бойцовая репутация. Псевдосвекр приблудных жен не жалел.

Перепуганная до смерти, ничего не понимающая женщина, заперев детей в кладовке и наказав молчать, чтобы ни случилось, тут же открестилась и отказалась от всего, включая самого Гогу. «Пока поверим на слово, но помни, сука, за тобой следят. И чтоб ментуре ни гугу!» Вечером подругу хватил удар. Отправив перекошенную, еле откачанную женщину на скорой, Галина Викторовна по-быстрому собрала вещи дрожащих, молчаливых детей и увезла к себе, на попечение Ани, в то время еще школьницы, а сама круглыми сутками дежурила в больнице. Подругу спустя месяц выписали, но у той с тех пор начались проблемы с головой – случались, хотя и редко, помрачения, а чаще – приступы неконтролируемого страха. Детям тоже досталось – девочка выросла заикой, а мальчик до отроческих лет ночами ходил под себя.

Галина Викторовна в конце концов сдалась, на поездку согласилась, да и то уступила не дочери, Нинке. Та расстаралась, привозила альбомы, накупила путеводителей, засадила смотреть «Мимино», «Хануму», вздыхала над грустными персонажами Иоселиани. Короче, живописала, раскрашивала и вовсю эксплуатировала присущее Аниной матери чувство прекрасного. Однако чем ближе был отъезд, тем мрачнее Галина Викторовна становилась.

Бобе Аня написала еще из Питера, и он обещал организовать для них экскурсионную программу. В тот первый раз у них ничего толком не получилось. Ни любви, ни расставания.

Галина Викторовна все дорогу была серьезна и неразговорчива, да и Нинка особенной ласковостью к сопровождающим их гидам не отличалась. Боба вел себя отстраненно, в праздные разговоры не вступал, к Ане близко не подходил, даже взгляды ее не ловил, то ли почувствовал молчаливое отторжение со стороны матери, то ли девушка ему за месяцы разлуки разонравилась. От этой мысли Ане становилось не по себе, и даже в такую жару знобило. Как говорится, ожидание и неизвестность – самые изощренные ментальные убийцы.