Журнал «Юность» №05/2020 - страница 21
Однажды приятель Сашка позвал меня прогуляться на вершину сопки. С фронта у него был немецкий пистолет и мешочек патронов. За пистолет могли серьезно наказать, потому решили напоследок пострелять и выбросить его в реку. Залезли высоко на гору. Под нами бурная река. Видим с верхушки пологий скат сопки и низкий берег. Там купаются мальчишки. Вдруг крик: «Мишка тонет!» Видим красные трусики, маленькое тельце. Несет течение несчастного. Скоро будет прямо под нами. Два здоровых парня, сильные, войну прошли. И жуткая тоска на душе: прыгнуть нельзя – горы, до воды не долетишь, разобьешься о камни. Спускаться по круче? Не успеть. Все это до сих пор у меня перед глазами… И вдруг облегчение. Появился на низком берегу какой-то незнакомый солдат, быстро скинул сапоги, бросился в реку. Догнал Мишку. Вытащил. Ну, счастье – и Мишкино, и наше… А самовольщику слава!..
Стрелять расхотелось. Пистолет полетел в Биру. За ним, отводя душу и успокаиваясь, по штуке кидали мы патроны.
Ася Петрова
Родилась в 1988 году.
Прозаик, переводчик французской литературы, член Союза писателей Санкт-Петербурга, кандидат филологических наук и обладатель докторской степени университета Сорбонна Париж IV. Преподает в СПбГУ.
Автор нескольких книг для детей и юношества и двух романов, а также более сорока книг переводов. Лауреат первой премии «Ннигуру» и премии имени С. Маршака.
Самая реальная книга о Великой отечественной войне
«Ольга. Запретный дневник» («Азбука Аттикус», 2011)
Может быть, книгу «Ольга. Запретный дневник», подготовленную Наталией Соколовской, не стоит называть самый реальной книгой о войне, но мне сразу пришло в голову именно это определение. И, наверное, любому своему студенту, в общем, молодому человеку, который совершенно не в курсе реальности нашего прошлого, я бы дала именно эту книгу.
Книга состоит из дневников 1939–1949 годов, фрагментов второй части книги «Дневные звезды», писем, избранных стихотворений и поэм, документов и фотографий, материалов следственного дела № П-8870 из архива УФСБ. Здесь ценно все, но мне особенно близка дневниковая часть. Современный мир живет в инстаграме, частично в фейсбуке. Я на минутку представила себе, что фрагментарные записи Берггольц висят, например, в соцсетях. И каждый день она пишет новые заметки, а под ними, вероятно, самые разные комментарии.
Я помню, как в школе читала наизусть стихотворение Берггольц (забыла какое), помню отчетливо ощущение того, что хочется и надо заплакать навзрыд, но почему-то нельзя. Хочется, но нельзя. Я очень хорошо помню, как слезы стояли у меня в глазах, пока я читала стихотворение, и я помню, как замер класс (у меня были исключительно умные одноклассники, с которыми можно было разделить многое). На этом все. Я так и не заплакала. И поразилась сейчас, когда на первой же странице дневников увидела слова Берггольц (39-й год): «Я страстно мечтала о том, как буду плакать, увидев Колю и родных, – и не пролила ни одной слезы». В этой фразе я узнала то состояние, в котором читала стихотворение классе в девятом или десятом. Вот так она умела чувствовать и писать.
Еще поразительна способность Берггольц не только выживать, но и жить в неимоверных условиях. Я думаю, что многие представляют себе тюрьму и войну как черную безысходность. Но даже из этой безысходности находится выход, даже в условиях этой катастрофы удается любить и творить, постоянно работать. И как-то сразу забывается все неважное, а все важное вырывается на первый план. Сама жизнь становится более настоящей, более реальной, потому что за нее надо хвататься: «Произошло то же, что в щемящей щедринской сказке “Приключения с Крамольниковым”: “Он понял, что все оставалось по-прежнему, – только душа у него “запечатана”. <…> “Со мною это и так, и все-таки не так. Вот за это-то “не так” и хватаюсь”». И далее: «А может быть, это и есть настоящая зрелость?»