Журнал «Юность» №07/2023 - страница 4



Нечто за «фьюи» и «тьюи» их значится,
Если наречие перевели б.
Птичий язык посложнее китайского —
Гулкая дробь или мелкая дрожь…
Их разговора, их пения майского
И с переводчиком не разберешь.
В нотной тетрадочке – грязно ли, чисто ли —
Пишут пернатые, тексты мельчат.
Вязью арабскою выглядят издали
Черные стаи грачей и галчат.
Мне далеко до Франциска Ассизского.
Целые ночи и дни напролет
Почта крылатая голоса близкого
Дальнему голосу музыку шлет.
НА ЗАКАТЕ
Пространства свернута метафора,
Звезда – вращающийся атом,
Чей свет лучится – слаще сахара,
Но с послевкусьем горьковатым.
Догнать бы солнце на окраине —
За дальнею многоэтажкой.
Превозмогая снега таянье,
Птиц покормить бы над Веряжкой.
Лучом прощальным поцелованы
До слез в глаза, и в нос, и губы
И кратким счастьем избалованы —
Как вечера такие любы!
Вдруг передастся чувство жаркое
Деревьям, их влюбленным парам, —
Они, как мы, зеленой аркою
В обнимку встанут над бульваром.
СИНИЧКИ

Орнитологу Андрею Коткину

Как маленькие музыкантши,
Играют-поют на свой лад
Музы́ку, звучавшую раньше, —
И кружится мир их, крылат.
Тепло им в компании тесной,
Пусть кроны и крыши тесны.
Им пищи хватает небесной —
Дожить бы, душа, до весны!
Вот – алые палые листья,
Рябина для вас на кустах.
Мы трепету и бескорыстью
Могли бы учиться у птах.
Сестрички-синички, недолог
Ваш век и загадочна речь.
Ответит всерьез орнитолог:
«Все сущее – очеловечь!»
А вдруг со своей колокольни,
Голодные, жадные рты,
Мы вам приписали невольно
Прекрасные наши черты?
* * *
И сад, и лес в полнейшем запустении,
Забыли всю былую красоту —
Уснули насмерть, отцвели растения,
Осыпались петунии в цвету.
Трава-осока встала – не колышется,
Не режет детских пальцев, языка.
И ничего не пишется, не слышится,
Лишь в кронах сосен – эхо ветерка.
А дальше – поздней осени распутица,
Дороги, сны – еще немей, черней,
Лишь долго влага ледяная крутится
В подземном лабиринте меж корней.
Да возродится существо великое,
Что лесом или садом я зову,
С садовою и дикой ежевикою,
Опавшею с кустарника – в траву!
* * *
В эту тишь глухонемую,
Что сродни безмолвной рыбе,
В ледяной глуши зимую
У Вселенной на отшибе.
В комнате моей так тихо,
Что закладывает уши,
И дрожит душа-трусиха,
Будто есть смелее души!
Лишь с тяжелых книжных полок
Говорят Толстой и Чехов,
Лишь вдали ночной поселок
Отдается тихим эхом,
Лишь загадочные лица
Там, под стертой амальгамой…
Страшно с тишиною слиться,
Невесомой и упрямой,
Стать зимы безликой частью.
Вдруг лишившись дара речи,
Ты проглочен жадной пастью
Ночи, что чернее печи.
Где ж цивилизаций гомон?
Что ни звук – так плотен-слитен!
Мир, что в городах разломан,
На природе монолитен.
Как же страшно, как же мощно!
Все сильней во мне тревога.
Если попытаться, можно
Уловить и шепот Бога…
НЕМОТА
…Ну кто мне сказал, что придут они снова
Из царства болотного, мира лесного,
Поднимутся в горы и спустятся с гор,
И, спрятавшись в норы, вдруг глянут из нор?
О, сердце мое, что, увы, бессловесно,
Когда же откроется новая бездна?
Мне тесно. Надежды почти никакой
На свет, что продлю стихотворной строкой…
Устану их ждать – и они постучатся,
Дороже и ближе мне, чем домочадцы,
И станут гурьбой на меня напирать,
Наполнив собой мою жизнь и тетрадь.
Не просто бумажный и буквенный ворох —
Поющие дети мои, без которых
Быть крайним в роду мне: не ставший отцом,
Навек онемею – и дело с концом!
Что были давно и что явятся скоро —
Вы в смутное время оплот и опора:
Не осиротею, с ума не сойду,