Журнал «Юность» №09/2020 - страница 11



– Севка, ты спишь? – прошептал Митька.

– Нет, а что? – Брат свесился головой вниз.

– Да так, ничего, спокойной ночи. – Митька повернулся на другой бок и вздохнул. Севка спустился и сел с краю.

– Говори давай, любопытно ведь, – настойчиво попросил он.

– Да глупости, – ответил Митька, – просто спросить хотел: твоя мама – она какая? Такая же, как моя?

– Разве что внешне… – начал брат нерешительно, он никогда об этом не думал. – Имею в виду черты лица. Они всё-таки погодки. Твоя археолог, а моя художница, ещё и одевается вон как смешно. Некоторые в школе до сих пор считают, что она моя сестра, а не мама. А когда узнают, говорят: «Вау, какая классная! Вы, наверное, с ней хорошо дружите?» Но мама мне не сестра и не подружка. Иногда кажется, что дома свои любит больше, чем меня.

– Твои родители хотя бы всегда рядом, моих никогда не бывает дома, живу у бабушки. Второй год с собой взять обещают. Нет, я не жалуюсь, хорошо, что мы к вам приехали. Но скучаю по ним очень.

– Думаешь, хорошо, когда, как у меня? – спорил Севка. – Запрётся в своей мастерской, не видимся целыми днями, только за ужином. Вечером спустится уставшая, витает где-то в облаках. Спросит про оценки, даст задание прибрать да помыть посуду, вот и всё общение. Папа днём в городе, когда собираемся за столом, он о своей работе рассказывает. Про каких-то людей, которых я ни разу не видел, про курс доллара и кризисы. Мама тоже не особо слушает, но делает вид, кивает. О том, что у меня нового, никто не спрашивает. Они любят меня и заботятся, но мне их тоже иногда не хватает. Забота копится-копится и обрушивается в виде наказаний или ограничений, понимаешь? Один раз, когда мы ещё в Питере жили, мама по телефону с бабушкой разговаривала, думала, что не слышу. Врач ей сказал, что астма у меня не физиологического, а психологического характера. Слово там сложное, я не запомнил, но суть в том, что любви мне не хватает, избалованный эгоист, и, чтобы всё внимание только мне уделялось, выдумываю себе болячки всякие, притворяюсь.

– Да разве можно такое выдумать? – удивился Митька.

– Оказывается, можно. Можно даже посинеть и умереть, если поверишь, – пугал брат. – Только ошибается врач, ничего я не выдумываю. Здесь ещё ни разу со мной такого не случалось. Хоть внимания даже меньше стало. Ладно, давай спать. Не надо на ночь о грустном, а то не уснём же. – Севка забрался к себе наверх и замолчал, а через несколько минут засопел.

"Я был бы счастлив, если б мог видеть своих хотя бы за ужином", – подумал Митька. Немного поворочался и сдался. Подошёл к открытому настежь окну, привычно сел на подоконник. Дом находился близко к морю, слышно, как шумят волны. Так спокойно: ни шуршащих машин, ни гудков, ни сирен скорой помощи или раскатистого смеха загулявшихся допоздна подростков. Посёлок на отшибе, далеко от туристических мест и больших городов. Севка рассказывал, что сюда приезжают те, кто устал от цивилизации. Митька не понимал, как можно устать от людей, если они хорошие. Сам он всегда скучал по тёплым беседам. Книжка книжкой, но разве она заменит реального друга?

Ночи здесь ещё лучше, чем дни. Звёзды большие, яркие. У Митьки в городе звёзды – как маленькие плевочки, и солнце садилось совсем не так – медленно скатывалось за горизонт, погружая город в сумерки. Мальчишку ещё покачивало от долгой поездки. Всё пытался надышаться невероятным воздухом, насмотреться – и на рассвете, когда сморила усталость, упал на нижний ярус «корабля».