Он во второй раз за ночь вспомнил об алебарде, но отнюдь не с надеждой скорей схватить длинное древко. Крепкий засов, какое-никакое тепло и жёсткая лавка с лоскутным покрывалом – именно эти вещи подстёгивали желание кинуться к будке. Он неожиданно понял, что его красный воротник очень хороший ориентир для призрака.
– Повешу, собаку! Службу не разумеешь! – вновь закричала тень, а дальше изругалася по-матерному, по-чёрному.
И он появился. Вышел из полумрака, сначала голос, потом высокое существо, возможно, человек.
Ноги будочника взрезала лезвием слабость.
Исполинская тень приближалась, обретала черты – солдат хотел зажмурить глаза, но не мог. То, что ему открывалось, было невозможно.
Будочника колотило, когда он крестился. Свят, свят, свят.
Появившийся из теней был худощав и непомерно высок, на голову, а то и полторы выше обычного человека. Узкие, не по росту, плечи и маленькая голова. Благородность осанки просматривалась даже в полутенях.
Исполин ступил в тщедушный круг света, и будочник конвульсивно сглотнул. Ему даже удалось сделать шажок назад.
Красноватое лицо призрака подёргивалось, крупные губы кривились, брови пытались запрыгнуть на высокий лоб. А вот глаза… они смотрели прямо на будочника: большие, чёрные, свирепые.
Судорога лица прекратилась, и призрак властно улыбнулся. Он явно чего-то ждал. Он был похож на…
Окончательно же убедил отставного солдата шитый золотом кафтан, кружевные манжеты, усыпанный бриллиантами шейный платок и уродливый обрезанный парик.
– Ваше императорское величество, – сказал будочник и дрожащими руками потянулся к сбитой на ухо шапке.
* * *
С идущего в порт иноземного судна пошлина не ожидалась. Приказ генерал-губернатора: сидеть и скучать. Не важно, кого или что вёз корабль, руки у таможенников Троицкой пристани чесались без разбора – всех приплывающих желалось обворовать как можно быстрее, но вот беда – почти никто не плыл. Одна надежда на приказ императрицы имелась: Анна Иоанновна приняла отрадное решение вернуть столицу в Петербург.
Губернатор Бурхард Кристофор Миних смотрел на неспокойное море. Дождь хлестал в высокие окна, за ними размывалась тёмная масса пристани. Серая дождливая осень бухла снизу и сверху – где вода, где тучи, поди разбери. К возвращению царского двора графу Миниху было поручено привести в порядок петербургские дворцы. Большего и не смоглось бы – чирьи города могли залечить только люди, их желание вернуться, соскоблить грязь.
Вот только имелась ещё проблема, требующая срочного, необычного решения…
Миних ждал гостя.
Яркий испанский галеон устраивался на стоянку в пристани. Острый, как поджелудочная резь, корпус, рубленая корма, ветер и дождь в парусах, стволы полукулеврин, выглядывающие из портов. Он был похож на первый иноземный корабль, доставивший в Петербург вино и соль, и лично встреченный Петром Великим в лоцманской одежде. Пятьсот червонцев тогда пожаловал император голландскому шкиперу, а матросам по тридцать ефимков…
Миних выждал ещё минуту и задумчиво двинулся к дверям. От поблёкшего золота и серебряных обоев интерьера Корабельной таможни его уже мутило. Выйдя из хоромины, он направился к кораблю, пряча лицо в воротник шубы.
Судно качалось на зыби, играли ослабленные швартовы.
Спустили трап, и по нему на берег сошли два человека в низких чёрных капюшонах. В длинном балахоне отличить посла было тяжело. Миних, привыкший видеть его в нарядных одеждах и расшитых шляпах, даже невольно улыбнулся.
