Зигмунд Фрейд. Жизнь и смерть - страница 78

В свете представленных ранее архивных сведений уместно задать следующий вопрос. В случае с пациентом Фрейда имеем ли мы дело с единичным наблюдением, или же ребенок наблюдал подобные сцены на протяжении многих лет?

Предположения Фрейда о наследовании приобретенных свойств находятся в противоречии с открытиями современной генетики[118]. Даже если генетические исследования на вирусах в целом подтвердили бы возможность такой передачи, это все равно не могло бы служить свидетельством возможности наследования таких психических феноменов, как эдипов комплекс, врожденное знание о половых сношениях, чувство вины за убийство отца и т. д.

Можно ли период жизни, скрытый инфантильной амнезией, период, когда навыки членораздельной речи еще не приобретены и словесное отражение окружающего мира еще не может быть полным, считать столь важным для всего последующего развития личности? В этом смысле весьма уместно будет вспомнить, что Фрейд называл время от рождения до конца третьего года жизни «доисторической эпохой».

В изучении раннего детства Фрейда я уделяю особое внимание тому факту, что оно проходило в бедности и скученности. Жизнь вместе со взрослыми в комнате, где родилось трое детей, в которой любили и умирали, оставила заметный след на психике маленького мальчика. Судя по тому, что нам известно о взрослом Фрейде, он был весьма восприимчивым и любопытным ребенком, стремящимся узнать и понять все вокруг. Несколько позже я еще вернусь к проблеме возможного влияния этих детских впечатлений и также к вопросу о том, знал ли Фрейд о существовании второй жены своего отца.

Вновь обращусь к реконструкциям, которые Фрейд представил в октябре 1897 г. В том же письме (от 15 октября), где Фрейд говорил о подтверждении справедливости своей реконструкции касательно няни, он также поведал о своем открытии «эдипова комплекса» и его универсальности. Свою концепцию он представил удивительно сдержанно:

«Если анализ подтвердит мои ожидания, я изложу все это систематически и затем предоставлю тебе. Пожалуй, пока я не нашел чего-то особенно нового. Меня посетила одна очень важная идея. Я обнаружил любовь к матери и ревность к отцу и в моем собственном случае и теперь полагаю, что это универсальный феномен раннего детства… Если это действительно так, то удивительная власть «царя Эдипа» становится понятна… Каждый человек однажды бывал кем-то вроде Эдипа в своих фантазиях, но их несовместимость с реальностью заставляет всякого в ужасе отвергать такие мысли, со всей силой вытеснения, отделяющей период детства от остальной жизни.

Мне в голову пришла мысль, что нечто подобное может лежать и у истоков «Гамлета». Я не думаю, что у Шекспира на этот счет были какие-то сознательные соображения. Скорее всего, к написанию этой трагедии его побудило собственное бессознательное, растревоженное смертью отца. Как иначе можно объяснить… фразу Гамлета «так совесть делает из всех нас трусов» и его колебания – отомстить за отца или нет, притом что он так хладнокровно отправляет на смерть двух придворных… Его совесть – это бессознательное чувство его вины».

Так, в течение двух недель в дополнение к связанным с инцестом корням сексуальных фантазий раннего детства Фрейд обнаружил и истоки универсального ужаса перед братоубийством и отцеубийством (комплексами Каина и Эдипа). Также он выдвинул и гипотезу, которую смог сформулировать окончательно лишь через много лет: что «совесть» базируется на бессознательном чувстве вины.