– Ладно, – смягчился хирург и, обратившись к Вохиду, сказал: – Подайте во второй операционный зал. Пригласите туда анестезиологическую бригаду, пусть они проведут необходимую подготовку в течение часа. Так и быть через час я сам прооперирую этого больного.
– А вы, – обратился он к родственникам. – Будьте здесь. Никуда не уходите, может случиться всякое.
Мирзопаязов и Вохид вышли в коридор.
– Вохид. Этот больной, конечно же, не жилец. Но что поделаешь – есть абсолютные показания к операции. У него терминальная стадия разлитого перитонита.
– А слушай.
Мирзопаязов вдруг остановился и повернулся к Вохид.
– Хочешь оперировать? Вохид без колебаний дал согласие и тут же попросил:
– Рустам Назарович! Спасибо за доверие. В таком случае мне бы хотелось, чтобы вы сами мне проассистировали. Я и приехал сюда, чтобы учится у вас. Я вас знаю давно и…
Мирзопязову было приятно слышать такое признание. Это тешило его тщеславие и самолюбие. Не дав ему закончить фразу, он молча кивнул ему в знак согласия.
– Ну, тогда я быстро организую операционную и второго ассистента, – сказал Вохид и помчался в направлении операционного блока.
Уже сидя в своем кабинете и попивая чай Мирзопаязов, задетый признанием своего молодого коллеги, приятно растянулся в своем мягком кресле, сбросив туфли. Из головы не выходило просьба больного «…соглашайтесь, может быть, я выживу…». Да и разговор с его родственниками не получилось. Скорее это был ультиматум с его стороны. Надо же, – чертыхнулся он. – О, Боже! С каких пор я стал таким черствым? – упрекал он себя в сердцах. Напрасно накричал на них, напрасно грозился отправить их восвояси. С каких пор он стал делить больных на своих и не на своих. Что за черт! – возмущался он.
Вспомнилось, с каким гостеприимством и добродушием такие же жители соседней республики встречают и провожают, когда он иногда приезжает на отдых в горы то ли с семей, то ли с друзьями, то ли с коллегами по работе. – Ого-го…! Они умеют принимать гостей. Тут же режут барана или козу. А ведь взамен ничего и не просят. Так у них заведено. Гость для них – это свято. А уж если ты им оказал, какую-либо хоть мало-малую услугу, то они умеют достойно отблагодарить. – А тут. Надо же обозвал их темными, безграмотными, – сокрушался он, допивая чай. – Видимо ты устал Назарович! – сказал он в сердцах самому себе. – Если ты в присутствии молодого коллеги, приехавшего к тебе учится, перенять твой опыт, допустил столько деонтологических нарушений.
Всё это для опытного хирурга, как Мирзопаязов, стало данностью. Есть – хорошо, нет – будет завтра. Выздоровел такой приезжий иногородний больной, прибежали сияющие от счастья родственники со своими конвертами, свертками, мешками, баулами, овцами, значит хорошо, если нет – не беда. Вот, только принесёт ли это радость? Ту искреннюю радость, что мелькает иногда в глазах человека? Его грустные размышления прервала медсестра, которая заглянула в ординаторскую.
– Рустам Ниязович. В операционной все подготовлено, можно идти.
И вот операция. Больной уже под наркозом, Мирзопаязов натягивает перчатки и подходит к операционному столу и как-то виновато обращается к Вохиду.
– Слушай, Вохид. – Извини. Сам понимаешь, случай сложный из ряда вон выходящий. Так что, позволь эту операцию, проведу я сам. Еще представится случай и тогда, обещаю проассистировать на операции. Хоп?
