– «Кретин – вот ты кто! Я тебя отдам под суд – новатор хренов! Безмозглый! Где ты вычитал, что „листенон“ применяется без искусственного дыхания? Да это же…».
Спустя некоторое время главный врач весь багровый от ярости с шумом распахнул дверь и вышел в коридор, на ходу пытаясь закурить. Ноги мои подкосились, стали ватными. Я медленно осела на пол прямо в коридоре. Я поняла, случилось непоправимое. Что могло произойти? Жив ли брат? Неужели? В это время мимо меня прошел черный от злости и испуга хирург, который оперировал моего брата. Он не посчитал нужным даже взглянуть в мою сторону или побоялся поднять на меня глаза, а, обернувшись назад, лишь приказала операционной бригаде:
– «Несите его в морг».
Мне стало совсем дурно. Кого в морг? Почему в морг? Неужели? Что он умер? В глазах потемнело. – О Боже! Ведь всего несколько часов тому назад он был жив, на своих ногах его повели в операционную. А до операции мы с ним переговаривались: – «Вот избавишься от язвы, мы тебя поженим. Хватить испытывать наше терпение. Родители ждут – не дождутся того дня, когда ты приведешь в дом невестку».
Все померкло в глазах. Что было потом, помню смутно. Как в тумане. Все забегали. В коридор ворвались мои, плач, крики. Я кинулась на каталку, на которой везли моего брата. Никаких признаков жизни он не подавал.
– «Да сделайте же что-нибудь, – взмолилась я. – Может, нужна капельница, укол, еще что-то! Ну, сделайте что-нибудь!»
Врачи молча стояли вокруг, скорбно опустив глаза. Было ясно. Что теперь уже ничего невозможно сделать. Он мертв. После этого санитарка накрыла лицо белой простыней… Мы тогда так и не дали медперсоналу перевести тело моего брата в морг. Мы насильно забрали его домой. В тот час мы ничего не хотели выслушивать, тем более сумбурное объяснение оперировавшего его хирурга о том, что будто бы мой брат страдал пороком сердца и во время операции, у него внезапно остановилось сердце.
Поверьте, слышать от врачей, что у брата был сердечный порок, мне совершенно дико. Это был крепкий, абсолютно здоровый парень. Никогда даже ангиной не болел. Гонял футбол, косил сено, копал огород, ухаживал за живностью, трудился до седьмого пота. Не курил, не пил. Внезапные боли в животе у него появились сегодня утром. Мы заподозрили что-то неладное и повезли его в ЦРБ. – Едва переступили порог больницы, молодой хирург бегло осмотрел больного и приказал готовить его на операцию.
– А что у него? – спросила я у хирурга. Был ответ: – У него прободная язва двенадцатиперстной кишки. Нужно срочно оперировать.
– А кто будет оперировать моего брата? – задала ему вопрос, надеясь на то, что именно этот молодой, но по слухам, хороший хирург будет его оперировать.
– Оперировать вашего брата буду я, – сказал он и удалился в ординаторскую.
– О, слава Аллаху! Но только не Тезекбаев, – подумала я тогда. Брата завезли в операционную. Я, мои родители расположились на скамейке напротив хирургического отделения в ожидании конца операции. Но, что это? Аскер Алимович – раздраженный, сам не свой, одевшись, ушел домой, даже слова не сказав нам. Я прошла в кабинет старшей медсестры.
– Руфана Ниязовна! А кто будет оперировать моего брата?
– Курмана оперирует Тезекбаев. Он выгнал Аскера Алимовича из операционной, якобы за самоуправство, как никак он заведующий отделением и он должен решать, кто кого будет оперировать.
