– Приветствую. – Страж склонился на одно колено и опустил голову.
– Здравствуй, Ларик. – Царица жестом приказала ему подняться и по-родственному приобняла. Какая-то теплота ощущалась в этих объятиях. До меня дошло: Ларик (сокращение от Иллариона или здесь это нормальное имя?) – один из мужей правительницы. – Сигналы прежние?
– Показывают, что все чисто.
– Катапульта готова?
Ларик (мне странно было так называть серьезного дядю лет за сорок, бородатого, с пробивавшейся сединой) махнул рукой влево, на лесистый склон высокого берега:
– Собрана и пристреляна.
– Начинаем.
Жестом, разрешающим удалиться, царица отпустила Ларика, и тот поспешил в сторону, где пряталась катапульта.
Царберы отмыли сапоги от походной грязи и теперь топтались в нескольких метрах от привязанного к берегу покачивавшегося на воде судна. Во взглядах мелькал не то чтобы страх, а неприязнь. Я понял, что пловцы из них никудышные, такому их не обучали. На лицах читалось внушенное с детства: «Вода – смертельный враг».
Царица обернулась ко мне:
– Ты плавал на кораблях. Покажи пример.
«Плавал». Я усмехнулся. Плавает… гм. Поправлять, что корабли ходят (еще точнее – не корабли, а суда, поскольку корабли грузовыми не бывают), думаю, не стоит. Царица сказала «плавал» – значит, плавал, и мы все теперь тоже поплывем.
Жаль, конечно. Известно ведь: как лодку назовете, так она и поплывет.
О, лодка из поговорки – плавает. А корабли и суда – ходят. При первой возможности (как же я на нее надеюсь!) проконсультируюсь у моряков, с какого размера плавающий начинает ходить. Вот ведь, это же почти иллюстрация эволюции древних организмов из учебника биологии.
И еще. Здесь говорят «корыто», но из уст царицы прозвучало родное «корабль». Спасибо хотя бы за это. Мелочь, а приятно.
– Корабль попал к нам из гущи боя? – спросил я.
– Он цел и невредим. Пора грузиться.
– Невредим? А кому мешали мачта и коньки на носу и корме?
– От них избавились. Управляться с парусом не придется, бороться против волн – тоже, в результате уменьшились визуальные размеры – со стороны не так бросается в глаза.
– Весла есть?
– Внутри.
Я вошел в воду. Около корабля, широкого и плоскодонного, воды мне было по грудь. Даже невысокая Зоя дойдет, ей будет чуть выше шеи. Ничего, попрыгает. Остальной отряд состоял из высоких царберов и достаточно высокой же царицы, они пошли в воду вслед за мной. Я взобрался на борт по веревочной лестнице, свисавшей с левого борта у кормы. Внутри лежали длинные весла, рассчитанные на двух гребцов каждое. Не перегрузить бы корабль, чтобы не попасть в ситуацию Селиверста, оказавшегося между двух огней из-за желания взять на борт много товара.
Я сказал царице, уже стоявшей рядом со мной:
– За один раз лучше брать человек тридцать-сорок, иначе сядем глубоко и потеряем в скорости, и каждая мель будет нашей. По четверо в шесть рядов – на весла, еще несколько пусть расположатся ближе к корме.
– Слышали? – Царица обернулась к солдатам. – Четыре десятки со мной, остальные – следующими рейсами.
Четверо десятников рассадили солдат на весла. Через несколько секунд корабль начал движение – некультяпистое, разболтанное, но с каждым гребком все более ровное и уверенное.
Я с интересом наблюдал, как подают сигнал отправленным на другой берег разведчикам. В принесенный с собой деревянный ящик насыпали какого-то порошка, открытой стороной ящик обратили к противоположному берегу, царица чиркнула огнивом. От искры порошок вспыхнул, полыхнуло красным. Благодаря загораживающим стенкам ящика сигнал получился направленным.
