Скориков вышел, а генерал продолжал рассуждать. Ещё одна тема бередила его ум. Бабушка Тани Иволгиной. Не использовать ли её в качестве приманки? – подумал он. После того, как они неудачно взяли бабушку, а потом вынуждены были возвратить домой, внучка обязательно попросит Николая обезопасить её. Вполне возможно, что они захотят её отвезти к себе на поляну, если у них там безразмерный терем-теремок.
Но Дотошкин был в курсе того обстоятельства, что Надежда Тимофеевна Иволгина была врачом-хирургом, известным не только в стране, но и за рубежом, имела обширную практику и преподавала, не только студентам, но и на курсах повышения квалификации. Вряд ли она захочет всё оборвать и удалиться куда-то надолго. Она всем нужна. Тогда, может быть, лучше поговорить с нею и привлечь, так сказать, на свою сторону? Она умный человек и может неодобрительно относиться к террористическим действиям, связанным с ограблениями банков и вообще людей, какими бы они ни были богатыми или бедными. Бабушка, скорее всего, старой закалки.
Генерал вызвал к себе полковника Глупого. Когда трясущийся от страха полковник вошёл в кабинет, Дотошкин даже не посадил его, а начал говорить с ним, оставив офицера стоять у двери:
– Евгений Иванович, не дрожите, я вас пока не увольняю, хотя вы здорово меня подвели своим советом.
Полковник Глупый, хоть и носил такую фамилию, но в ответ на слова начальника успел подумать, что если всех, кого так подводят, будут немедля повышать в звании, то хорошо им будет с такими подводками. Вслух он, конечно, этого произнести не мог, а продолжал вежливо слушать.
– Скажите, Евгений Иванович, как вы можете охарактеризовать Надежду Тимофеевну Иволгину. Вы успели составить о ней впечатление?
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, составил. Могу обрисовать.
– Ну, обрисуйте, только не тянитесь официально. Сядьте, если хотите.
Полковник садиться не захотел и продолжал говорить, стоя у двери:
– Чрезвычайно интеллигентная женщина, средней полноты, роста метр шестьдесят восемь или метр семьдесят. Лет около семидесяти. Пышные волосы с проседью, очевидно, красит хной. Очки не носит. Взгляд пронзительный, словно проникает насквозь. Когда я позвонил и вошёл в открытую дверь, она собиралась уходить. Я предъявил удостоверение и сказал, что срочно прошу пройти со мной. Она понимающе кивнула головой и сказала, что вовремя оделась. Мы сели в машину, поехали, но она не задала ни одного вопроса, только сказала, садясь на заднее сиденье, что думала, будто эти времена ушли совсем. Я не понял, о чём она, но обрадовался, что не спрашивает ни о чём и не стал ничего объяснять.
– Вы в самом деле не поняли её или прикидываетесь, полковник? – оборвал доклад генерал. – Она же имела в виду время арестов и думала, что вы её арестовали. Надо было обязательно разъяснить.
– Что разъяснить? – растеряно спросил полковник. – Не мог же я ей говорить, что берём в качестве заложницы или что мы едем погулять.
– Да, ни то, ни другое вы не могли сказать. А как она восприняла ваши последующие извинения и возврат домой?
– Когда вы позвонили мне, я попросил у неё прощения, сказав, что мне ошибочно дали её адрес, а просили пригласить совсем другого человека. Она рассмеялась и попросила высадить, так как куда-то торопилась.
– А вы не захотели её подвезти, раз ошиблись?
– Хотел, но она наотрез отказалась, сказав, что ей совсем близко к метро. Мы действительно были возле метро.
