Хотя, возможно, в этот раз ей все же захотелось обагрить руки кровью, и со всей своей недюжинной из-за страха силушкой она попыталась оторвать карниз и использовать его в качестве орудия возмездия для потерявших совесть удавов? Как знать. Уверен, внутри, в самой сердцевине этой признанной первой красавицы двора много чего таится. Далеко не самого приятного, это уж точно.
Боюсь, жизнь убедила девушку в том, что все остальные рождены на свет исключительно с одной целью – прислуживать ей, раболепствовать, развлекать и при необходимости жертвовать собой. Как многие слишком красивые женщины, она все принимала как данность и даже не думала благодарить судьбу за немыслимые благодеяния.
Иногда я представлял нашу семейную жизнь. И в этом было мало приятного. Полагаю, на супружеский долг отводилось бы два дня в неделю. Второй в порядке великого исключения. Дабы муж, утирая скупые мужские слезы, понимал и ценил, какая щедра и понимающая жена ему досталась. И только попробуй заикнись о другом графике – даже фарфор вздрогнет от того скандала, что разразится в доме буйным тайфуном!
А после рождения положенного наследника мужского пола визиты супруга в опочивальню жены и вовсе попали бы под строжайший запрет. Все, долг выполнен, дальше все справляются, как могут. Главное, чтобы внешние приличия были соблюдены и не сильно ползли сплетни.
Помотал головой и сел на кровать, не менее печальный, чем удав. Тот похлопал глазками и положил голову в чепце на мои колени. Я снял с него дамский аксессуар и велел:
- Ползи, гуляй по саду. Только никого больше не пугай.
Поднялся и покинул комнату. Предстояло найти гостей, рассыпаться в извинениях и отправиться завтракать.
В столовой уже хозяйничала Фабиана. В груди потеплело – ведь я все же опасался, что она может не вернуться из ночного вояжа на Добряке. Но нет, напевая что-то, девушка шлепала на тарелки демонят блинчики, которые приносила с кухни.
- Доброе утро, папа! – дружно грохнули мои исчадия ада, изображая послушных деток.
- Для удава оно не было добрым, - отметил, сложив руки на груди. – Вы зачем над бедным животным издеваетесь?
- А с чего мы должны жалеть эту зазнайку-графиню? – пробурчал Рэйнор, пожав плечами.
Я снова подавился смешком и все же нашел в себе силы сохранить серьезное и, надеюсь, грозное выражение лица.
- Имел в виду чешуйчатого, - пояснил нахалятам, уминающим блины.
Фабиана подавилась смешком и, подхрюкивая от смеха, ушла на кухню.
- А ему-то что? – Роэн заморгал непонимающе. – Она сразу из кровати выпрыгнула, когда его заметила,
- А барабанные перепонки удава вы не пожалели?
- Да, об этому не подумали, - согласился старший. – Она так верещала, думал, люстра с потолка навернется. Наверное, его этим, - нахмурился, - как ты сказал?
- Перепонным барабанкам, - с умным видом подсказал Роэн.
- Вот точно, им несладко пришлось. Мы не подумали.
- Может, сначала будете думать, а потом шкодить? Взрослые ведь уже, - протянул с укоризной.
- У взрослых ящеры есть, - отрезал старший, глянув на меня с обидой. – А у нас нету, сколько ни едим волшебные блинчики и оладушки!
Хитер, бобер! Я довольно хмыкнул. В меня пошел, определенно. Все в свою сторону переиначит.
- Кушайте уже, - Фабиана поставила тарелку себе и мне, села за стол. – Потом разберетесь и с удавами, и с ящерами.
И то верно. Сел за стол, свернул румяный, горячий еще блинчик в трубочку, окунул в мед и отправил в рот. М-м-м, объедение. А если еще клубничного варенья добавить, так и вовсе пища богов. И нет, нигде не слипнется!
