ЭкстраОрдинарно.
Эли потер большим пальцем новую кожу на ладони, но высказался первым Виктор, причем с красноречием и выразительностью, которые идеально соответствовали ситуации:
– Господи, вот дерьмо!
* * *
Виктор уставился вверх – в то место, где край крыши их дома встречался с облачной ночью. Стоило закрыть глаза, и у него появлялось чувство, будто он падает, оказывается все ближе и ближе к кирпичам, так что он старался держать глаза открытыми, сосредоточившись на странном шве наверху.
– Идешь? – спросил Эли.
Он держал дверь открытой и чуть не прыгал на месте в своем нетерпении поскорее попасть в дом и найти что-то, чем можно было бы нанести себе физическую травму. В его глазах пылал радостный огонь. И хотя Виктор не то чтобы его винил, но у него не было никакого желания всю ночь сидеть и смотреть, как Эли себя ранит. Он уже насмотрелся на это по дороге домой: Эли делал попытку за попыткой, оставляя на снегу следы крови, которая успевала пролиться до того, как раны заживали. Он уже оценил способность. Эли стал ЭО в регенерирующей плоти. Виктор ощутил кое-что, когда Эли вернулся к жизни вроде бы без ЭО-способностей: облегчение. Теперь, когда в его окосевшие глаза всю дорогу домой тыкали новыми способностями Эли, облегчение превратилось в волны паники. Он скатится до роли подручного, стенографиста и стал всего лишь пробным камнем для идей Эли.
Нет.
– Вик, так ты идешь или нет?
Виктора снедали любопытство и зависть, и единственным известным ему способом справиться с обоими этими чувствами, подавить желание лично нанести Эли травмы (или, по крайней мере, попытаться это сделать) было уйти.
Он мотнул головой и резко замер: окружающий мир продолжил качаться из стороны в сторону.
– Ты иди, – сказал он, изобразив улыбку, которая не достигла его глаз. – Иди, поиграй с острыми предметами. Мне надо прогуляться.
Он спустился по лестнице, дважды чуть не упав за три ступеньки.
– А ты в состоянии идти, Вейл?
Виктор отмахнулся от него.
– Я же не за руль сажусь. Просто подышу немного.
И с этими словами он направился в темноту, имея перед собой две цели.
Первая была простой: оказаться как можно дальше от Эли, чтобы не сделать чего-то такого, о чем он потом пожалеет.
Вторая была сложнее, и все тело болело от одной только мысли о подобном, но выбора у него не было.
Ему нужно было спланировать свою следующую попытку умереть.
XVIII
Два дня назад
Отель «Эсквайр»
«Я хочу верить, что есть что-то большее. Что мы можем стать чем-то большим. Черт, мы могли бы стать героями».
Виктору стало трудно дышать при виде неизменившегося лица Эли на газетном снимке. Это сбивало с толку: от Эли у него остался только мысленный образ десятилетней давности – и тем не менее этот образ идеально совпадал с тем, что был на газетной полосе, словно два экземпляра одного слайда. То же самое лицо по всем физическим параметрам… и в то же время – нет. Годы отразились на Викторе более явно, сделав его жестче, но и Эли они не оставили нетронутым. Он не выглядел повзрослевшим ни на один день, однако та заносчивая улыбка, которую он частенько демонстрировал в колледже, сменилась чем-то более жестоким. Как будто маска, которую он так долго носил, наконец спала, а таилось под ней вот это.
И Виктор, который так хорошо умел все разбирать на части и понимать, как они устроены… как он сам устроен… смотрел на фото и испытывал противоречивые чувства. «Ненависть» была слишком простым словом. Они с Эли были связаны – кровью, смертью, наукой. Они были похожи – сейчас больше, чем когда-либо. И ему не хватало Эли. Ему хотелось его увидеть. И хотелось увидеть, как он страдает. Увидеть глаза Эли, когда он, Виктор, зажжет в них боль. Хотелось добиться его внимания.
