Именно ее нам и требовалось устранить.
Но чтобы справиться с задачей вначале нужно было изучить все слабые и сильные точки. Понять – откуда вообще началось разрушение.
Это как с домом.
Если просто-напросто зашпаклевать дыры в стенах – ничего не получится. Нужно чинить и фундамент одновременно.
Однако зеркальный коридор периодически снова и снова показывал мне ее.
Обнаженную, расслабленную и в постели.
Которую ночь он так надо мной изгалялся.
Она была сочной, эффектной, просто роскошной.
И меня особенно это бесило.
Эти губки: яркие, чуть припухшие, будто нарочно созданные для поцелуев. В которые так и хотелось впиться губами.
Этот вздернутый почти детский носик. Эти глаза… Я знал, что они меняют свой цвет. С карего на ярко-янтарный. Ресницы – длинные, прямые, как стрелы. Рыжая копна волнистых волос на голове.
Пышная, хорошей формы грудь и тонкая талия. А затем – будто нарочно, назло мне – круглые, красивые, высокие бедра. У меня уже которую ночь в паху все сводило от дикого животного желания. Первобытного и практически неуправляемого.
Мало того, что она нравилась мне, как женщина. Так что желание мучило, изводило, лишало контроля и связности мыслей. Я злился: на себя, на нее. Какая-то женщина с кровью бессмертных, чью мать или прабабку поимел кто-то из наших, постоянно лезет мне в голову. Мешает работать, мешает соображать!
Я сатанел, не в силах оторваться, перестать на нее смотреть, изучать…
Бессмертные – те же оборотни в своем роде. Мы превращаемся – каждый в своего зверя. Мой зверь – зеркальный василиск. Среди нас есть драконы, фениксы, сфинксы. Низшие: волки, лисы, медведи…
И у каждого вида есть гон… Гон, когда встречаешь единственную женщину. Ту, самую, что этот гон пробудила.
И ты просто тихо сходишь с ума… Не в силах противостоять жгучему, назойливому, словно невыносимый зуд, горячему мужскому желанию…
И так продолжалось из ночи в ночь…
Эта пытка, которая неизменно заканчивалась одинаково. Я смотрел на нее, раздевался и удовлетворялся. Торопливо ласкал себя, не отрывая глаз от того, как она переворачивалась под одеялом, как сбрасывала его с груди, показывая налитые, круглые полушария… Передергивал ствол, чтобы опять возбудиться и немного привести себя в норму. Потому что требовалось исследовать Разлом.
Зеркальный коридор помнил все… Как обезумевший от страсти василиск наглаживал то, что в звериной ипостаси надежно пряталось внутри тела. Как тщательно убирал за собой семя… После очередного моего извержения, я доставал из разных миров впитывающие агрегаты и с их помощью ликвидировал все последствия… Тщательно, аккуратно, дотошно… Чтобы следующий дежурный ничего не заметил…
Но в памяти зеркального коридора хранились и мои рваные выдохи, и тихие стоны, когда в очередной раз кончал, когда в летнюю жару она раскрывалась, сбрасывая тонкое, расшитое покрывало… И я видел все… все…
Я мог забрать ее прямо сквозь зеркала. Взять, сделать своей во всех смыслах слова. И неважно – хочет она или же нет! Но почему-то этого все же не делал.
То ли из-за ее мужа, хотя какой он там муж? Они все чаще разговаривали сквозь зубы, и все реже устраивали марафоны в постели.
То ли из-за ее сына – замечательного мальчишки, за которым мне просто нравилось наблюдать.
Как он лепит фигурки из пластилина. Такие живые, такие красивые, интересные! Как он азартно клеит бумажные домики! Тонкие, изящные и аккуратные!
