Ветер взвыл из-за ближайшего поворота. Пахнул костром, густо настоянными маслами, паленой плотью и кожей. И кровью. Взвыл и принес с собой перекатывающийся ручьем на камнях смех. Женский, красивый и злой.
– Чертова сука… – Моррис выдохнул, в очередной раз прокатившись по совершенно заледеневшим камням. Пар взвился вверх, сильно, облачком. – Издевается?
Командор не ответил. Смотрел вперед, на выступающий над поворотом высокий камень, расширяющийся к верху. Голова, лежавшая на природном подносе, посиневшая, с прилипшими ко лбу черными волосами и усами, покрытыми инеем, бешено ворочала глазами и открывала рот, плюясь кровью.
Такого Дуайту видеть прежде не приходилось.
– Твою-то мать… – Моррис сплюнул, – Командор, надо же предупреждать.
Марк выпрямился, не глядя на него. На крестах наплечников, заиндевевшие, тускло блестели кресты.
– Да не убоюсь я зла, – командор шагнул вперед, перестав смотреть на голову, – ибо идя долиной смертной тени ты со мной, Господи.
Ветер взвыл пронзительнее, завопил сотнями диких и разъяренных голосов, заклекотал вороньим граем тысячекрылой стаи. Небо, бывшее там, за кольцом скал сияющим до раскаленной белизны и жарким, здесь оказалось другим. Бурлило водоворотами серых снежных туч, стегало вниз бичами вихрящихся и острых снежных плетей.
Им приходилось встречать разное на своей войне со Злом. От людей, потерявших все человеческое и ставших зверями, до зверей, куда больше похожих на человека. Им приходилось упокаивать во второй раз недавно умерших, сжигать поднявшихся мертвецов, разыскивать и уничтожать существ, совершенно ненужных этому миру. Но привыкнуть к изворотливости и силе Козлоногого с его детьми… Никак не получалось. Земля Дьявола и все, выходящее из нее, удивляли снова и снова.
Прямо как сейчас, когда осталось лишь увидеть – что ждет впереди.
Дуайт, уже касаясь приклада лицом, шагнул за поворот, ожидая увидеть что угодно.
Снег лежал повсюду, полностью закрывая глубокую котловину. Шапками, блестевшими без солнца и переливающимися алыми россыпями крови, щедро обагрившей все вокруг. Лохмотьями белого одеяла, разорванного замерзшим красным песком или травой, превратившейся в застывшие копейные наконечники. Песчаник, где время вырубило эту чашу, гудел от мороза, трещал, разбрасывая осколки. На глазах, за считанные мгновения, несколько каменных высоких пальцев обросли ледяной чешуей, закрутившейся вокруг них бело-сверкающей змеей.
Обращенные, застывшие ломаными и ломкими от мороза статуями, закрывали обзор. Их оказалось не так и много, всего семь человек. Бывших человек, превратившихся в странных големов под панцирями голубовато переливающегося льда. Черные дьяволовы полосы под кожей, переламываясь под зеленоватой броней жили собственной жизнью. Обращенные стояли не двигаясь, лишь черные, с синими искрами глаза следили за появившимися в котловине.
Командор шел первым, первым же и остановился, рассматривая слуг Козлоногого, ожидавших чьего-то приказа. Обращенные, не двигающиеся с места, означали одно: хозяин рядом. Дуайт хорошо запомнил обитель сестер, ставшую капканом почти для всей их группы. Детей Козлоногого стоит опасаться всегда, а уж особенно, когда ими управляет кто-то не такой тупой, как они сами.
От них, петляя странными узорами, куда-то в середину каменной чаши уходил лабиринт, вычерченный багровым и алым. Дуайт сглотнул слюну, заметив маленькую голую фигурку, девочку, если судить по раздвинутым ногам. Совсем малышка, не старше семи лет, промерзшая полностью, она лежала прямо на черных камнях, растопив снег своим теплом. Снежинки плавно облетали ее, крутясь по спирали, не ложились на темные кудряшки.
