Одна из рук Эйдена обнимает меня за талию и очень сильно прижимает к себе. Другая лежит на ребрах и давит в попытках поднять меня.
Паника разрывает на части, разрушает решимость, словно она не крепче дешевой ленты. Под моей грудью его рука, и я даже не сразу осознаю это.
Мозолистые пальцы скользят по неровной коже на животе; плотная, искореженная, она покрывает тело, начинаясь выше левого бедра и доходя до пупка. Это вечное напоминание о самой страшной ночи в жизни. Я не могу о ней не вспомнить сейчас, когда он касается меня: чувства переполняют.
Я ощущаю жжение. Горит не плоть и не бензин на этот раз. Это внутренний огонь, опаливший органы, он словно расчищает путь к новой жизни.
Щетина Эйдена царапает мне висок. Я чувствую его напряжение, задаюсь вопросом, каковы его ощущения.
– Что…
Я сама напрягаюсь, сжимаю зубы и вырываюсь из его рук, будто они обожгли меня, а потом прячусь за стойкой с одеждой.
Темные брови сходятся у переносицы, руки он опускает не сразу, будто привык к тому, что обнимает меня.
– Где твоя толстовка? – спрашивает он, делая шаг ко мне, и начинает снимать куртку.
– Ты мне не дал ее!
– Боже. – Он швыряет курку на пол, на нее кепку и очки. Цепляется пальцами за край худи и начинает стягивать через голову. Под ним простая черная футболка.
Я открываю рот от изумления, когда он протягивает мне худи.
– Ты серьезно? Ты и сейчас будешь возражать? Ангел, ты же полуголая.
Я вскидываю подбородок, нежелание подчиняться захлестывает, словно цунами. Я ругаю себя за то, что так сложился вечер, что Эйден увидел мое тело, узнал мой секрет, хотя, возможно, не смог толком разглядеть.
Борюсь с желанием посмотреть ему в глаза и понять, как много он увидел. Узнать, смотрит ли он теперь на меня по-другому.
Это и есть путь к безумию.
– Надень, пожалуйста. Бейглы будут готовы через минуту, и у меня чешутся руки надрать задницу Ронану за то, что он пялился на твои сиськи.
Сжав зубы, я рывком беру у него худи, надеваю и поправляю зацепившиеся за капюшон волосы.
Я выгляжу нелепо в одежде не по размеру, но мне впервые за весь вечер становится комфортно.
Выхожу из-за стойки, он оглядывает меня и проводит большим пальцем по нижней губе.
– Так лучше, сэр?
– Намного, – кивает он. – Пойдем.
Он опять надевает предметы маскировки и находит в корзине потерянных и забытых вещей слипоны, которые оказываются мне велики. Оплатив их и пару чистых носков, он передает вещи мне.
Из моей груди вырывает стон, когда я залезаю в них и понимаю, что больше не надо идти на каблуках.
Закинув на плечо платье, жду у стойки, когда Ронан – коренастый мужчина с седыми усами – подсчитает общую сумму. Он подталкивает нам бумажный пакет, Эйден берет его, другой рукой передав приличную сумму денег.
– Оставь себе, – говорит он, когда тот пытается отсчитать сдачу.
Потом он находит мою руку и тащит меня на улицу.
Там, где пальцы наши соприкасаются, я чувствую покалывание, но стараюсь не обращать внимания, списывая это на нервы.
И точно не на судьбу.
Я стараюсь не отставать в новой для меня обуви, болтающейся на ноге, а Эйден мчится вперед. Мы сталкиваемся с людьми на тротуаре, я шепчу извинения, а он тащит меня за собой, не поднимая головы, лишь изредка поглядывая то на меня, то на прохожих. Заметив, что кто-то поднимает телефон, чтобы сделать снимок, он отворачивается в противоположную сторону, скрывает лицо как может.
