– И не переносит поездок на автомобилях, да? – сказал Иван с неожиданной злостью. Екатерина Эльдаровна растерянно кивнула.
– Не только на автомобилях. Говорю вам, даже на лифтах не ездит… по возможности. Но автомобили – это для нее прямо табу. Ой, Олечка! – Женщина повернула голову и помахала рукой симпатичной светловолосой женщине в ярко-синей офицерской форме. Майор юстиции.
– Это ваша дочка? – присвистнут Иван. – Ничего себе!
– Да, это моя дочка! – гордо добавила Никитина, подзывая к себе молодую светловолосую женщину. – Олечка, ты к Алисе подошла?
Никитина-младшая грустно улыбнулась и кивнула матери. Екатерина Эльдаровна представила их друг другу. Иван – Ольга. Ольга – Иван… Простите, забыла вашу фамилию… Да-да, Третьяков. Представляешь, Оля, он работал с Андрюшей. Да, очень приятно. Да, трагедия. Не умещается в голове. Как вам Италия в это время года? Я? Нет, никогда не был. Лыжи с детства ненавижу, еще со школы.
Третьяков механически кивал, отвечал и смеялся в ответ – негромко, в рамках приличий, он пожимал руки, сочувственно хлопал людей по плечам, а сам вспоминал, как Алиса Морозова сидела в его машине всю дорогу до Твери, словно парализованная, и почти не дышала. Вела себя подозрительно, значит? Дурак ты, Третьяков.
– То, что она в детстве попала в аварию, вовсе не означает, что она невиновна! – стукнул кулаком по столу подполковник Мануйлов. – Ты хоть понимаешь, что у нас никаких других версий нет? Надо мной люди из Следственного комитета так и висят – с топором, того и гляди, голову отрубят, к чертовой матери.
– Прямо по Достоевскому! – усмехнулся Толя Бахтин.
– Только я тебе, Бахтин, не старуха-процентщица. Нужны нормальные версии, понимаешь? Дело же громкое!
– В этом-то и проблема, что нет никаких других версий, – пробубнил себе под нос Третьяков. – Расшифровка ноутбука Морозова показала, что он там держал личную переписку, фотографии дочери и прочие личные фотографии, видео всякие… я извиняюсь, в том числе не самого пристойного характера. Но ничего такого, все в рамках нормы.
– Расскажите-ка мне про эту так называемую норму поподробнее, Третьяков, – сощурился Мануйлов, а Толик Бахтин хохотнул.
– Никаких изысков, обычное «девочка и мальчики» видео, да и немного.
– Норма, значит… – фыркнул Мануйлов. – Что еще?
– Еще то, что связь Алисы Морозовой с Шестобитовым не подтвердилась. Наблюдение за Морозовой и прослушивание тоже не дали никаких результатов.
– Так-таки никаких? Ну не верю я в безгрешных людей. Даже в юных студенток, – сощурился Мануйлов, которому очень не хотелось расставаться с перспективой закрыть дело.
– Морозова большую часть времени просидела дома, – отрапортовал Бахтин. – Звонила однокурсникам, также связывалась с Ольгой Олеговной Никитиной.
– Интересно, зачем?
– Ольга Никитина – дочь Екатерины Эльдаровны Никитиной, с которой Алиса Морозова хорошо знакома с самого детства.
– С Ольгой?
– Нет, с Екатериной Эльдаровной. Но Ольга Никитина работает в Следственном комитете, в связи с чем Морозова и решила к ней обратиться – по старой дружбе, как говорится. Пыталась узнать, нет ли у той доступа к статистике по всем убитым. А конкретно ее интересовала статистика по людям, отравленным флунитразепамом, – зло ответил Третьяков.
Мануйлов посмотрел на Бахтина, тот кивнул и развел руками.
– И что? Узнала?
– Никитина обещала ей посмотреть, затем позвонила следователю, сообщила о разговоре, запросила инструкции. А уж следователь позвонил мне. В общем, все, как обычно, вот только… – Третьяков поднял голову и посмотрел в глаза начальнику.
