– То не мои слова – то князь Константин передать велел, – предостерегающе поднял руку Хвощ. – А еще он спросить повелел, почто ты так часто в наши земли ходить повадился? И года не прошло, как ты опять рать под Коломну привел. И тебе тоже, князь Юрий, соромно должно быть. Князь Константин на твое добро не покушался, хотя мог бы. Ты же в ту зиму воев своих брату дал, кои здесь, под Коломной, погинули, а ныне и сам сюда с мечом пришел. Почто? Или, может, земли ваши вам же не по душе стали – мену решили учинить?
Юрий успокаивающе положил руку на плечо красного от гнева Ярослава и вышел вперед.
– Довольно шутки шутить, боярин, а то я не погляжу, что ты на свое копьецо белую тряпицу примотал. Ступай отсель да князю своему передай, что спасти его одно может – ежели он к нам сейчас со всей покорностью выйдет, а дружина его мечи сложит. Тогда мы с братом можем и милость явить – жизнь ему подарим и городишко какой-нибудь дадим в вотчину.
– И какой же град вы ему подарите? – не унимался Хвощ.
– Пронск дадим. Да еще тот, который он, по слухам, в Рясском поле в это лето отстроил, – хмыкнул Ярослав. – Но опять же смотря как он просить будет.
– Остальное, стало быть, под свою длань приберете? – уточнил Хвощ.
– Отчего же, – не согласился Юрий. – И Переяславль Рязанский, и Ростиславль, и Зарайск, и прочие вотчины покойного Ингваря мы его первенцу отдадим. Нам чужого не надобно.
– Вон вы как? – загадочно протянул рязанский боярин и обратился к Ингварю, безмолвно стоящему позади братьев-князей: – А ведь ежели мне память не изменяет, княжич, их тебе князь Константин и так соглашался передать.
– Из своих рук и токмо как наместнику, дабы он впредь и навсегда его волю исполнял, – ответил за растерявшегося Ингваря Юрий.
– Не думаю, что когда он свои земли из ваших рук получит, то воли у него поприбавится. Сдается мне, что совсем наоборот окажется, – строго качнул головой Хвощ.
Ингварь собрался было с духом, но сказать боярину резкое обидное словцо не успел, осекшись и вдруг с ужасом поняв, что тот прав. Ведь и впрямь ни Юрий, ни Ярослав больше, чем имел его отец Ингварь Игоревич, ему, Ингварю-младшему, ни за что не дадут. Да какое там! Хорошо, если полностью вернут, ибо если князя Константина хоть как-то сдерживало кровное родство, то у владимирских князей и этих уз почитай что нет. И будут они повелевать им, как их душа захочет.
Но тогда зачем оно все и почему он здесь?
Так и не сказав ни слова, Ингварь круто развернулся и зашагал к своему небольшому шатру, стоящему подле двух огромных, поставленных для Ярослава и Юрия. Шел быстро, с трудом сдерживая себя, чтобы не перейти на бег. Было мучительно стыдно за свою непростительную глупость.
Хвощ с продолжением разговора не торопился. Словно ожидая, что Ингварь передумает и вернется, он внимательно проследил, в какой именно шатер зашел молодой князь, и лишь после этого заметил:
– Вы вон и шатер ему уделили не чета своим. Больно уж мелок. Или то не его вовсе?
– Его. Какое княжество, такой и шатер, – позволил себе откровенное слово Ярослав. – Да и то покамест. Когда мы с братом твоего Константина побьем, оно и вовсе маленьким станет. А тебе-то что за печаль?
– Сыновец он Константину, хошь и двухродный, – пожал плечами Хвощ.
– Лучше о своем князе помысли. Он-то совсем ничего не получит, – посоветовал Юрий.
– Вон как сурово, – протянул рязанский посол и поинтересовался с ехидной усмешкой: – Да вы никак с Юрием Всеволодовичем сызнова все поделить успели, как тогда близ Липицы? А не рано ли?
