Знак небес - страница 27
Утверждают, что человек, позднее канонизированный церковью, не мог его привезти, ибо всегда болел душой за мир. Но, во-первых, он мог взять с Константина слово никогда не употреблять его для нападения, а во-вторых, вполне возможно, что отец Николай как раз ничего о нем не знал. Добывали же рецепт приготовления этого страшного оружия его попутчики, посланные князем в составе свиты будущего епископа. Другое дело – как им сумели облить, да еще одновременно, все шатры владимирцев и суздальцев? Может, со стен Коломны? Трудно сказать наверняка.
Что же касается других попыток объяснить случившееся, вроде использования тех же гранат, как утверждают молодые ученые Ю. А. Потапов и В. Н. Мездрик, то достоверно установлено, что впервые они были применены значительно позднее, и не имеет смысла опровергать их мнение – это сделали задолго до меня.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности, т. 2, стр. 160–161. Рязань, 1830 г.
Глава 4
Что бог ни делает…
Сейчас, когда сам бог, быть может, беден властью,Кто предречет,Направит колесо к невзгоде или к счастьюСвой оборот.Виктор Гюго
– Эй, паря, ты че, помереть собрался? – услышал Ингварь за своей спиной. – Ведь ясно же сказывали – бросай мечи!
Но юноша и не подумал обернуться на голос, продолжая лихорадочно кромсать грубое шатровое полотно.
– Умом рехнулся, – предположил голос помоложе. – Ты глянь-ка на него, дядя Тереха, молодой вовсе, вот и спужался.
– Немудрено, – вздохнул человек постарше.
Княжич тем временем все резал полотно на куски. Наконец, решив, что будет достаточно, он отбросил меч в сторону, опустился на колени и стал осторожно снимать с неподвижного Ярослава кольчугу.
– Ах вон оно что, – удовлетворенно протянул голос постарше и тотчас смягчился: – Это совсем иное. Подсобить болезному – дело святое. Ну-ка, Тяпа, подмогни малому, а то он в одиночку не управится.
– Дядя Тереха, я же крови боюся, – заныл голос помоложе и после паузы добавил: – Опять вспомни, как нас всех вечор упреждали: ежели кто живой под шатром остался – немедля к князю бежать. Вот давай я и сбегаю. Я ж прыткой.
– Прыткой он, – прогудел недовольно дядя Тереха. – Ну делать нечего, беги отсель, а я сам подсоблю. Двигайся, орел, – брякнулся рядом с Ингварем на колени коренастый мужик, заросший по самые глаза бородой, и принялся помогать княжичу освобождать раненого от стальной брони.
Какое-то время они молча возились, мешая друг другу, но, не сговариваясь, приловчились, и дело пошло на лад. Через несколько минут с боевой амуницией было покончено, и они перешли к одежде. С нею справились и вовсе на удивление быстро, причем дядя Тереха ухитрился сноровисто оторвать от княжеского корзна[17] вместе с куском меха золотую застежку. Пряча ее за пазуху, он заговорщически подмигнул Ингварю, попросив:
– Князю нашему не сказывай, ладноть?
Юноша согласно кивнул, и Тереха приступил к перевязке раненого, время от времени тихонько постанывавшего.
В это время за их спинами вновь раздались голоса, один из которых явно принадлежал Константину:
– Твои орлы, конечно, молодцы, но на пятерку малость недотянули. Это уж пятый из подранков.
– Ну уж, княже, ты прямо захотел, чтоб все в идеале было, а это жизнь, – ответил ему тоже очень знакомый Ингварю голос.
Юноша оглянулся. Так и есть – в трех шагах от него стояли князь Константин и совсем еще молодой паренек, который тогда, во время переговоров с ним, Ингварем, занес князю завернутую в тряпицу икону, вывезенную из отчего терема в Переяславле Рязанском.