Напряжение в штанах нарастало. Она видела это, и, стиснув зубы, отводила глаза. Несмотря на странную, неприятную, даже абсурдную ситуацию, глубоко внутри было понимание, зачем он здесь. Что еще будет делать уважаемый человек, соулмейт которого – отчаявшаяся потаскуха?
- Я тут посмотрел твои документики… очень мило. Ты и вправду здоровая. Но надолго ли? Ладно, буду пользоваться этим, пока есть возможность. – От посетителя пахло спиртным. Теперь ей казалось, что то был вовсе не запах стен, а запах ее нового клиента. Мужчины всей ее жизни.
- Еще нет двенадцати. – Обреченно сказала Дафнер, хотя на последней фразе ее голос дрогнул.
- Ничего. – Молодой человек поднялся, слегка безумно скалясь. Бесконтрольный взгляд вновь скользнул по наручным часам. – Уж пару минут я подожду. Даже дам тебе фору, я же добрый. Секунд в шестьдесят, не более.
- Слушай. Подожди. Я понимаю все, что ты думаешь сейчас, но послушай. Давай поговорим сперва. Я… не хочу всего этого. Я даже не знаю твоего имени. Или, считаешь, что раз я проститутка, то, значит, не человек? Да, так уж вышло, мы соулмейты. Но в этом нет моей вины. Если бы могла, я бы поменялась местами с кем-нибудь, кто был бы тебе по нраву. – Прозрачные глаза бегло носились по помещению. Блики в них казались водянистыми… такими мутными, но, при этом, светлыми. Зрачок будто затянуло плотным туманом. Иногда его скрывали веки с длинными, влажными ресницами, которые слегка дрожали, то ли волнения, то ли от нервов.
Он, более, не слушал ее, ухмыляясь сам себе и столь растерянному внешнему виду обычной шкуры. Она что-то растерянно бубнила под нос, о чем-то его просила. Что-то доказывала. Неловко, конечно, отводя эти мутные глаза в сторону. Перебирала костистые пальцы на квадратных ладонях, краснела, приходила в норму, а затем опять краснела. Иногда облизывала бледные губы, где в складках все еще просвечивалась пошлая красная помада. Казалось, от вчерашнего флера напускной расслабленности и уверенности не осталось и следа. Девушка сильно смутилась, понимая положение вещей, хотя искренне старалась взять себя в руки. Однако не так-то просто сделать это, когда перед тобой сидит кто-то, предназначенный тебе самой судьбой.
Она нервно сглотнула, и, сдвинув брови, замолчала. Мужчина пошло оглядывал ее тело, иногда усмехался. Иногда останавливал взгляд, но чаще скользил им дальше.
- Я бы и сам не прочь выбрать кого-то, кто мне будет по нраву. Но так вышло, что я должен торчать в этой дыре. – Он снова сделал глоток, после чего поставил стакан на пол. – Скажи. Какой у тебя размер груди?
Девушка вновь раскрыла глаза, а затем оскорбленно склонила голову в сторону. Клиентам нельзя давать пощечины. Нельзя, даже если очень хочется. Нельзя.
- Третий. – Она сузила глаза. – Хорошо?
- Плохо. – Оскалившись, ответил Герберт. – Не люблю крупную грудь.
- Значит, вам нужно снять другую девушку. – Сжав зубы, сказала Рин, прикрывая глаза.
- С большим удовольствием, вот только мое клеймо висит на твоей шее. Хорошо хоть, не дохлый олень. Что ж… двенадцать ноль две. Давай, развлеки своего соулмейта. Покажи все, на что способна, я отдал за эту ночь круглую сумму.
- Лучше бы олень. – Вновь смаргивая лишнюю влагу, процедила девушка.
- Возможно. – Раздался тяжелый, пьяный смех.
Она так и оставалась стоять. Рассеянно смотрела вперед, перед собой, но не двигалась с места. Сердце раз за разом пропускало удары, воздуха становилось мало. На бледной коже проступали мурашки, то ли от холода, то ли от страха. Меньше всего ей хотелось, чтобы он видел этот страх, чтобы хотя бы отчасти ощутил то, что творилось у нее в душе. Весь тот ужас одиночества, непостижимый груз ответственности за больных близких. Отвращение. Боль.
