Зодчий. Жизнь Николая Гумилева - страница 100
То, что литературная часть задуманного журнала поначалу полностью оказалась в руках малоизвестного 23-летнего поэта, “белобрысого самоуверенно-подтянутого юноши”, может объясняться только отсутствием у Маковского связей в литературной среде, а главное – особого интереса к этому роду деятельности. В поэзии он был все же дилетантом, в намеченном журнале главное внимание должно было уделяться “искусствам изобразительным”.
Гумилев познакомил Маковского с Толстым, Городецким, а затем и с Анненским. Гумилев “зачитывал” своих новых знакомых строфами из “трилистников” Анненского – и при первой возможности свел с самим поэтом. В одном из писем 1909 года (недатированном) Гумилев приглашает Анненского к себе на “импровизированный литературный вечер… Будет много писателей, и все они очень хотят познакомиться с Вами”. Видимо, это и было представление автора “Тихих песен” будущей редакции “Аполлона”.
Сергей Маковский. Фотография В. И. Ясвоина, 1900-е
С этого момента бывший директор Царскосельской гимназии, до сих пор участвовавший в актуальной литературной жизни лишь в качестве отстраненного наблюдателя-эссеиста, становится едва ли не главным идеологом новорожденного журнала – по крайней мере в том, что касается словесности. Свои личные отношения с ним Маковский характеризует как “дружбу”.
Он был весь неповторим и пленителен… Мысль его звучала как хорошая музыка: любая тема обращалась в блестящую вариацию изысканным “контрапунктом метафор” и самим слуховым подбором слов. Вы никогда не знали, задавая вопрос, наперед, что он скажет, но знали, что сказанное будет ново и ценно, отметит грань, от других сокрытую, и в то же время отразит загадочную сущность его, Анненского… В манерах, в светскости обращения его было что-то не от нашего века. Небыкновенно внимательный к окружающим, он блистал воспитанностью не нашего времени, и это была не бюрократическая выправка или чопорность, а какая-то романтическая галантность… Он принадлежал к породе духовных принцев крови. Ни намека на интеллигента-разночинца. Но не было в нем и наследственного барства. Совсем особенный с головы до пят – чуть-чуть сановник в отставке и… вычитанный из переводного романа маркиз.
Поразительно: ведь именно этот “маркиз”, в котором ничего не было от интеллигента-разночинца, – автор “Старых эстонок”, в которых нашли выражение самые благородные (если и не самые умные) стороны русского интеллигентского менталитета.
Конец ознакомительного фрагмента.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтениеПохожие книги
