Право слово, нечего валить на одного всё то плохое, что успело накопиться в нашем чудесном государстве. Например, тот же еврей Ходорковский не сумел выразить благодарность президенту за наворованное добро, вот и получил по заслугам. Нельзя пахана, то есть президента, посылать куда-то, говорить что-то на жидовском матерном сленге, а надо учиться делиться украденным. И, хотя отсидевший за милое хулиганство Ходорковский сразу же удрал из страны наворованных денег и непуганых дураков, у него никто ничего не отбирал, как ничего не отобрали у Сердюкова, Васильевой, Улюкаева, Шамалова и многой другой зарвавшейся и разгулявшейся кремляди. Впрочем, некоторые скажут, что этот роман – очередной художественный вымысел автора, сочиняющего небылицы. Но так это или нет, может проверить каждый, обратясь к доступным архивам. А то, что написано в романе, есть просто художественный вымысел и фантазия – это даже сам автор подтверждает и просит не принимать сочинительства всерьёз.
В жилищном кооперативе артистов петербуржского театра «Приют комедиантов», как раз на углу Гороховой и Садовой, обитало много разномастного люда, порой к артистам театра вообще не относящимся. Таким был, например, великий, но пока не признанный художник Алексей Гиляров, такими были и его дружки – Семён Щипаревич, Алёшка Гиркинд, получивший с лёгкой руки дворовых бабушек прозвище «Швондер», и Люда Кадацман. Собственно, Сеня Щипаревич получил нехорошее отношение от пожилых жильцов этого человейника только за то, что ненавязчиво навязывался на обсуждение и даже осуждение за глаза кого-нибудь из местных жителей. «Таки косточки перемыть – это святое!» – утверждал Сеня.
Да, все они жили неподалёку от названного театра в одном из живописных двориков старого Петербурга, которые можно сравнить разве что с одесскими коммуналками. Ирина не раз видела Семёна, выгуливающего любимого кокер-спаниеля и попутно обсуждающего с кем-нибудь из попавшихся со свободными ушами жителей кооператива очередные наболевшие проблемы. Но в компанию дворовых сплетников Ирочка записываться не спешила. Мало того, питерские дворики Старого города сами являлись своеобразной достопримечательностью Питера: чего стоит хотя бы в нескольких местах облетевшая штукатурка казённого цвета после очередного капитального ремонта или вековечные выбоины асфальта, грозящие достичь глубины Марианской впадины.
В этот раз острый Семёнов взор упал на сиротливую фигуру одинокой женщины, никуда особо не спешащую, значит, готовую выслушать Сенины мудрые мысли.
С той поры, когда Ирочка перебралась в дом артистов из пригородного Мурино, прошло много времени, но в этом кооперативе люди не очень-то старались знакомиться с соседями. То ли время уже было такое, когда каждый житель находил отраду и самоуспокоение, всецело отдаваясь болоту интернета и телеящика, то ли ещё что, но народ не спешил наводить знакомство с соседями. Нехорошей плесенью на общей спокойной поверхности творческого болота артистов был только болтливый Сеня и ещё два-три похожих на Щипаревича «рупора истины».
– Простите, можно вас задержать на секундочку? – полувопросительно обратился к ней Семён. – Я часто вас вижу во дворе, но ни разу на собраниях кооператива не встречал.
– Простите, – ехидно передразнила его Ирина. – Я должна ходить на собрания, чтобы обязательно познакомиться с вами?
