В конце августа ночи стали холоднее, и геологи начали подумывать о возвращении на базу. Количество обнаруженных залежей было вполне достаточным, и можно было смело отрапортовать начальству об успехе экспедиции.
Замысел Татаринцева о перехвате и уничтожении геологической карты золотоносных залежей с начала экспедиции был туманным. Но сейчас, когда результат превзошел все ожидания, тянуть было ни к чему. Геологическая карта, куда заносились перспективные площади, всегда находилась при Саньке Стрельцове, в его полевой сумке, и незаметно уничтожить ее вряд ли получилось бы. Нужно было немедленно спланировать трагический случай.
Стрельцов с Татаринцевым на протяжении всего сезона ходили вдвоем, и карабин, выдаваемый геологам на время экспедиции, Стрельцов всегда держал при себе. У Татаринцева, кроме обычного охотничьего ружья, одолженного у знакомого охотника перед экспедицией, на всякий случай, в поясе торчал еще нож ручного изготовления.
В то утро, позавтракав приготовленным неофициальным поваром экспедиции Толей Разуваевым, они отправились вверх по Индигирке. Река Индигирка холодная, с быстрыми накатами, чуть ли не соединяла два моря: Восточно-Сибирское, куда она стекала, и Охотское, в преддверье которого начиналась. Вода в ней была всегда чистая, прозрачная. Вокруг образовались крутые склоны с низкорослыми деревьями – отличное место художникам и поэтам исчерпать вдохновение, когда творчество заходит в тупик.
Вот по этим сказочным местам шли сейчас Стрельцов и Татаринцев. Первый – с мыслями найти новые месторождения, второй – с мыслью устранить геолога.
К обеду от лагеря отошли километров на десять и решили передохнуть.
– Вань, приготовь паек, будем обедать, – сказал Стрельцов, сбрасывая рюкзак, – а я пока осмотрюсь, что тут у нас имеется, – и полез по склону наверх.
Стрельцов был мужик здоровый, сильный, на авось рассчитывать не приходилось, и Татаринцев, на ходу зарядив ружье, выстрелил ему в спину. Саня, словно раненый зверь, медленно опустился на одно колено, хотел развернуться, но прогремел второй выстрел, отбросивший его вперед, опрокинув лицом вниз. Близко к Стрельцову Татаринцев не стал подходить, тот все еще не выпускал из рук карабин и пытался встать, а, перезарядив ружье, выстрелил в голову. Стрельцов вытянулся и затих. Медленно подойдя к трупу, Татаринцев снял с него полевую сумку, убедился, что карта там, и со всей силой швырнул бесчувственное тело в воды холодной Индигирки. Течение подхватило труп и скрыло в своих накатах. Татаринцев развернул карту, положил на мох, потом вытащил свою карту, сравнил их, сделал несколько пометок, после чего, достав из кармана спички, разжег небольшой костер и вместе с сумкой бросил геологическую карту в огонь, а обнаруженные следы крови уничтожил. Карабин Стрельцова он не стал выбрасывать, а забрал с собой и на обратном пути закопал под одиноко стоящей елью, сделав на дереве зарубку и нанеся пометку в своей карте. Предстояло еще немало работы. Надо было надежно спрятать карту, доказать оставшимся в лагере, что Стрельцов на самом деле сорвался со склона, сохраняя при этом спокойствие, трезвый ум. Когда Татаринцев добрался обратно, уже стемнело. Толя Разуваев и второй геолог Дима Арсанов разожгли костер и готовили ужин.
– А где Стрельцов, медведь, что ли, съел? – в шутку сказал Арсанов, но, сообразив по виду Татаринцева, что ляпнул невпопад, умолк, в упор сверля его взглядом.
