В избе вновь стало тихо. Все смотрели на деда, который, словно желая остудиться от горячей речи, сердито отхлебывал остатки остывшего чая. Наконец Захар Васильевич поднялся:
– Ну, с «поясом» – это ерунда, конечно… Дело старое и темное, вряд ли мы разберемся.
За дверью послышался тихий кашель, вдруг напомнивший, что в доме был еще один человек.
– Иваныч! – обернувшись, прокричал Прохор. – Простыл, что ли?
– Нет, поперхнулся только, – послышался глухой голос за стенкой.
– Дед… – в наступившей тишине позвала Настя. – Может, и вправду лежит рядом, на Собачьей горе…
Трофим с удивлением покосился на соседку и одобрительно кивнул:
– На Собачью гору надо идти!
– Во-во! Я об том и говорил! – в сердцах вскрикнул Прохор.
– Ходили уже, хлопец, – поморщился участковый. – А вот костью заняться следует, это точно! Если и не дункелевское это дело, то может статься, что и посвежее… Тогда совсем другой оборот… А по сему, место посмотреть надо: вдруг чего еще объявится… И хорошо бы это сделать до «оказии» – вертолет будет через два дня… Значит, так. Завтра я съезжу к лесорубам – заглянуть надобно, уже договорился; а вот послезавтра… Только мне показал бы кто место… Как, Трошка, сходишь со мной?
– А то! – встрепенулся Трофим. – Отчего не сходить!
– А мне можно? – тихо спросил Павел. – Интересно, все-таки… Как историку!
Участковый оглядел супругов.
– А жена молодая как же? Отпуск-то, чай, не резиновый…
– И я с вами! – поспешно воскликнула Даша.
– Ну, братцы – это уж перебор! Ни к чему таким табором-то…
Молодожены переглянулись.
– Нам-то что, – пожал плечами Павел, – прогулка одна…
– Намучаешь жену…
Даша торопливо замотала головой:
– Ничего страшного!
– Послезавтра, говоришь? – неожиданно спросил Прохор. – Я вот что подумал, Захар Васильевич. Мы с Настей собирались зимовник поглядеть, так, может, и мы с вами, на Гнилуху-то? Крюк небольшой, да и… дела вроде не сторонние для нас… И причина есть… Как ты, Настюха? А?
– Здорово! – Настя подскочила к деду и громко чмокнула в щеку.
– Никак промысловать собрался, Прохор Николаевич? – усмехнулся участковый. – Силы-то еще есть?
– От чего же нет! Схожу. Может, в последний раз…
– Чего несешь, деда! – возмутилась внучка. – Ты у меня до ста лет доживешь! Понял?
– Понял, понял, дурешка, – улыбнулся Прохор. Он ласково похлопал ее по спине.
В соседней комнате закашляли.
Встреча со стариком не на шутку взволновала Павла. И дело было даже не в самом золоте, а в нечто другом – в том, что место клада связали с совершенно несуразными вещами – «поясом и мечом». Какие могли быть пояса и мечи на вершине горы! Да и как они могли показать на золото? Павел был уверен, что это не что иное, как либо местные названия чего-то, либо в крайнем случае их замысловатая аллегория. Он обратился к карте, достал вопросами Трошку, но ничего похожего ни в глуховском лексиконе, ни в очертаниях местности на карте так и не обнаружил.
Было еще нечто, что не давало покоя – ощущение того, что он задолго до этого знал о существовании здесь, в Глуховке, некой тайны… Знал и ждал… Оттого и рвался сюда… Эта мысль неожиданно осенила его после встречи с дедом Прохором, вечером того же дня, во время ужина с родителями Даши и Трофима. И с той минуты ему не давал покоя один и тот же вопрос: откуда оно, это странное чувство?
Об этом он хотел поговорить с Трофимом, весь следующий день носившимся в приподнятом расположении духа, но тот, не утруждая себя философствованиями, лишь отмахнулся – ерунда, на Гнилухе пройдет!
