«По превеликой милости своей, ваше царское величество обещали утвердить и сберечь все наши права, вольности[30] и порядки войсковые; теперь просим о милостивом пожаловании тех статей…»
Резолюция: «Права, вольности и порядки прежние, а особливо те, на которых приступил Богдан Хмельницкий с народом под высокодержавную руку царя Алексия Михайловича. Государь в грамоте, им подписанной, подтвердил уже генерально, и ныне ненарушимо содержать их по милости своей обещает. А статьи обстоятельные дадутся гетману после; ныне же это невозможно по неимению времени и по случаю похода государева в Польшу…»
Где эти права и вольности?! Да и как они могут быть, если статьи и резолюции к ним подписал не сам государь, а канцлер граф Головкин. Обвели новоиспеченного гетмана вокруг пальца, как сельского дурачка…
«Воеводам будет дано повеление, – отписался Головкин, – чтоб они без указу до малороссиян притязаний не имели, вольностей их не нарушали, в суды и расправы не вмешивались. А если будет какое важное дело к малороссиянину, то розыск и справедливость чинили б с согласия полковников и старшин…»
Ложь, сплошное надувательство! Сначала в Киеве поставили наместника-воеводу, князя Голицына, а в Глухове учредили должность «государева министра» – особого чиновника, который должен был отвечать перед правительством за благонадежность гетмана и участвовать вместе с ним в управлении страной. Первым таким «министром» стал суздальский наместник Измайлов. Затем на его место были назначены двое: думный дьяк Виниус и стольник Федор Протасьев.
И вот теперь учреждена Малороссийская коллегия. Это удар в самое сердце казачества. В ответ на жалобу Скоропадского, что этим уничтожаются пункты Хмельницкого, царь Петр собственноручно написал: «Вместо того, как постановлено Хмельницким, чтоб верхней апелляции быть у воевод великороссийских, оная коллегия учреждена, и тако ничего нарушения постановленным пунктам не мнить».
Умница Настя не раз предупреждала его, что государь из-за предательства Мазепы может вознамериться извести гетманщину. И что ему нужно искать милостей не только самого Петра Алексевича, но и его любимцев и фаворитов.
Гетман лишен был права дарить и отнимать маетности народные, но мог распоряжаться своим наследными и ранговыми владениями. При царе Петре ранговые владения уже были весьма незначительны. Прежде гетманам принадлежало Чигиринское староство, затем Гадячское, но и оттуда была отнята Котельва и причислена к Ахтырскому полку. Генеральный обозный имел четыреста дворов, генеральные судьи и подскарбий[31] – по триста, генеральный писарь, есаул, хорунжий и бунчужный – по двести; из этого, весьма ограниченного, состояния трудно было уделять другим.
Но Скоропадскому в удел попали некоторые владения Мазепы и его товарищей, и он решился частью из них пожертвовать в пользу вельмож московских – чтобы задобрить их, умаслить. Гетман подарил светлейшему князю Меншикову Почеп и Ямполь с четырьмя мельницами, исключая находившиеся там казацкие земли. При этом Меншиков получил благодарственный универсал, в котором сказано, что это дается ему в знак признания и уважения понесенных им трудов на благо Малороссии и знаменитых его побед. А Шафирову подарил местечко Понорницу, село Вербы и сельцо Козолуповку, принадлежавшие прежде генеральному обозному Ломиковскому, одному из главных сторонников Мазепы.
