Золото стрелка Шарпа - страница 18

Шарп посмотрел на запад, мимо Керси, на глубокое темное ущелье Коа, прорезающее горный пейзаж.

Майор топнул ногой.

– Еще что-нибудь, Шарп?

– Нет, сэр.

– Вот и славно. Вечером выходим. В девять.

Шарп повернулся к нему лицом.

– Хорошо, сэр.

– Одно условие, Шарп. Я знаю эти края, а вы – нет. Так что никаких вопросов, лишь беспрекословное исполнение.

– Есть, сэр.

– На закате – молитва. Для всей роты. Если французы не помешают.

– Есть, сэр.

Они отдали друг другу честь.

– Так не забудьте, в девять. У северных ворот. – Керси повернулся и, клацая шпорами, спустился по винтовой лестнице.

Шарп возвратился к зубчатке, перегнулся через гранит и вперил невидящий взор в огромного оборонительного спрута, раскинувшего щупальца внизу.

Жозефина. Харди. Он сдавил серебряное кольцо с резным изображением орла – то самое, которое она купила для него перед битвой и которое стало прощальным подарком, когда закончилась бойня на берегах Портины севернее Талаверы. Ричард пытался забыть ее, твердил себе, что она его не стоит… Глядя на север, на острые каменные клыки, он силился выбросить девушку из головы и из сердца, силился думать о золоте, об Эль Католико – молящемся убийце, и о Цезаре Морено. Но Боже правый, попасть в одну упряжку с любовником Жозефины!

Гардемарин, выброшенный судьбой на сушу, поднялся на башню к телеграфу и с любопытством посмотрел на долговязого, темноволосого стрелка со шрамом на лице. Опасный зверь, решил гардемарин, глядя, как большая загорелая ладонь оглаживает рукоять громадного палаша.

– Шлюха! – сказал Шарп.

– Виноват, сэр? – испугался пятнадцатилетний гардемарин.

Шарп резко обернулся – он не подозревал, что рядом кто-то есть.

– Ничего, сынок, пустяки. – Капитан ухмыльнулся растерянному мальчишке. – Золото – жадным, женщины – ревнивым, а смерть – французам. Верно?

– Так точно, сэр. Конечно, сэр. Верно.

Юноша проводил высокого офицера взглядом. Года два назад он хотел пойти в армию, но отец лишь посмотрел на него и сказал, что в армию добровольно идут только психи.

Гардемарин подошел к мачте телеграфа и стал развязывать фалы, удерживающие пузыри на месте. Несомненно, отец был прав. Как всегда.

Без привычного скакуна Керси выглядел озабоченным, даже, по мнению Шарпа, смешным. Коротенькие ножки мельтешили, точно ножницы в руке цирюльника, а глаза над пышными седыми усами прожигали ревнивым взором долговязых баловней судьбы. Зато верхом на громадном чалом он был как дома; казалось, будто он себе добыл недостающий рост.

После ночного похода Шарп стал его уважать. Сквозь облачный покров едва проглядывала луна, однако майор уверенно вел роту по сильно пересеченной местности. Во мраке они оставили позади границу, о чем Керси сообщил полувнятным ворчанием, а затем шли под гору к реке Агеде, и там, при первых знамениях рассвета, сделали привал.

Проникнуться симпатией к майору мешала изрядная толика раздражения. В пути Керси то и дело приставал к Шарпу с назойливыми советами, как будто лишь он один понимал все проблемы на свете. Местность он, конечно, знал – от полей вдоль дороги, что соединяла Альмейду со Сьюдад-Родриго, до хаотического нагромождения холмов на севере, обрывающегося у реки Дуэро, в которую впадают Коа и Агеда. Он помнил села, тропы, реки и броды, высокие холмы и тайные перевалы, а еще знал партизанские отряды, действующие в этих краях, и места, где их можно найти. Сидя в тумане, что поднимался с Агеды, Керси рассказывал о партизанах. Шарп и Ноулз внимали грубому голосу, перекрывавшему журчание реки, и узнавали о засадах и убийствах, о тайниках с оружием, о шифрованных световых сигналах, передаваемых с вершины на вершину.