– Далеко жена, в столице… – растерянно сказал я.
Вот это да, девчонка, моложе меня, чуть ли не вдвое, нагая стоит передо мной и ещё…
– Твоя беда, сколот.
Ну, да, насмехается! Вообразите?! Я могу тут же овладеть ею, даже синяков не насажав на её кожу, просто потому что я настолько больше и сильнее, что мне не придётся применять большой силы для этого, а она насмехается! Неслыханное что-то. Откуда такая наглая уверенность? Тут я понял, что меня так задело сразу, когда я разглядывал её исподтишка: гордая осанка. Как ни у кого. Будто у неё струна в спине, которая тянет её к небу, прямо к солнцу… Она между тем взяла платье, спокойно встряхнула, собираясь надеть…
– Я нагих видел, разумеется, но такой красы… – продолжил я свои речи, не теряя всё же надежды, приблизится к этой красоте, притягивающей меня.
Но она лишь поморщилась на это:
– О, сколот, не сори словами. Слово – золото, но к моим ногам не бросай, я не нагнусь поднять, – платье упало как полог, закрыв от меня светящееся тело.
– Отчего же? – я удивился её речам.
В этом городке Ганеше, книг-то сроду не было, если только у Солнечных жрецов, не то что грамотных людей, сталь, правда, умеют варить, как и в других городах, но чтобы… чтобы так разговаривать, как надо уметь думать?.. Она улыбается, волосы крупными кудрями берутся, высыхая:
– Опасно, знаешь ли, нагибаться – зад оказывается выше головы.
Я не мог не засмеяться над её словами:
– Ты за голову опасаешься или…
– Да мне дорого всё, что есть, всё моё! Так что иди, сколот, своей дорогой, – вот и пояс затягивает на талии, которую я легко сжал бы двумя ладонями…
– Я – Яван.
– Мне всё равно, – она вдела ступни в босоножки, до сих пор босоножки носит, уж осень… Пошевелила пальчиками, продвигаясь по плотной коже подошвы.
– Как тебя звать? – спросил я.
– Не скажу, – уходить намерилась, ловко и легко преодолевая валуны, на которых я чуть себе ноги не переломал, пока подбирался к ней. – Тебе незачем звать меня, я не приду!
– Так я сам приду! – я догнал её уже на гладкой скале наверху, пытаясь поймать за руку.
– И думать не смей! Ишь ты, не балуй! – она отшатнулась, гневно сверкнув глазами. – Руку отрежу тебе, если ещё протянешь!
– Да постой же! – я не пытаюсь больше коснуться её, почему-то верится, что может отрезать.
– И ходить за мной не вздумай, муж увидит, шею тебе свернёт!
– Да нет у тебя мужа! – я уверен, что нет.
– Не твоя печаль! – она исчезает за ближним валуном, мелькнули только кончики волос.
Пока я взобрался на самый верх, её и след простыл, быстрая, лёгкая как лань, убежала. Хотя нравом совсем не лань, скорее дикая кошка. Орик, такой же, он парень резкий, и тоже руку отрезал бы, если что. Других таких бешеных я больше не знаю, тем более среди женщин. О, как защекотала моё самолюбие, моё воображение эта встреча…
Всё, что рассказал обо мне царевичу и брату царя сколотов кудесник Белогор, всё правда. Я, Дамагой, был старшим, любимым сыном царя Светояра, его наследником. В те счастливые и светлые времена я звался Ольгом и рос настоящим царевичем, во время трапез и на Советах, я сидел о правую руку отца. Я жил в царских покоях с золотыми потолками, ел и пил на золоте, постель мне застилали самым тонким полотном, расшитым Берегинями, сварогами и коловоротами. Все знали, что я следующий царь Великого Севера.
Но мой отец вдруг надумал жениться на девушке настоящей царской крови, считая, что это ещё укрепит наше и без того великое царство. И, как и следовало ожидать, у них родилась дочь через год!
