– Да, странно… – задумчиво пробормотал один из них. – Такой многочисленный род… А всё свелось к царевне Авилле и Белогору.
– И много жрецов вышли из царского рода? – спросил я.
Вообще всё это и раньше интересовало меня, но сам Белогор, хотя и рассказывал, и, как мне казалось, достаточно подробно, выясняется – не всё…
– Были. Это ведь заранее не определишь, мальчиков присылают на Солнечный двор пяти-семи лет, а вот способности определяются годам к пятнадцати. С Белогором всё было ясно уже в семь лет. Он при мне оживил бабочку, которую я случайно зашиб, – сказал самый первый из говоривших. – Он даже удивился, что мне это кажется необычным, он это мог всегда.
– Но почему же тогда ваш Великий кудесник не победит смерть? – усмехнулся я.
Их восхищение Белогором начало вызывать во мне невольную ревность.
На мой вопрос тот же жрец ответил:
– Смерть нельзя победить.
Я это уже слышал, от самого Белогора. И всё же я не унимался:
– Хорошо, Смерть нельзя, но все болезни, все раны…
– Он и врачует. Как никто. Но некоторые болезни посланы в испытание, искупление, для осознания чего-то важного, тогда надо дать ей пробыть в теле её срок.
Я засмеялся, хотел бы я, чтобы мои люди так относились ко мне, с таким безусловным уважением и любовью, с восторгом принимая всё, что я делаю или говорю. Впрочем, я не так уж был с ними не согласен.
– Белогор не принимает роды, почему? – спросил я.
Они посмотрели друг на друга, потом, усмехнувшись, на меня:
– Жрецы Солнца вообще не принимают роды, только помощницы. Это женское таинство, это не мужское.
– Раньше вообще этим занимался Лунный двор.
– Очень давно, ещё при Древнем царстве.
– Да, ещё во времена, когда мы были одним с вами народом. Но потом… Свет решено было считать только делом Солнца, а Луна обратная сторона Света. Поэтому любое врачевание – дело Солнца.
– Ничего, жрецы Луны не страдают, у них жизнь полегче нашей, у них семьи, человеческая жизнь, – хмыкнул самый молодой.
– Зато кровь царицы прожигает их плоть до костей! – засмеялся я, и они все подхватили мой смех чрезвычайно довольные моим замечанием.
На том совещание закончилось, но, выходя, один их жрецов, кто рассказывал о бабочке, сказал:
– Для всех хорошо было бы, если бы Великий Белогор выздоровел и прожил долгую-долгую жизнь, как ему предначертано.
Тут меня осенила мысль:
– Как же он вообще мог заболеть?
Жрец смотрит на меня, сверкая взглядом, будто я спросил самое главное:
– Это знает только он сам, – ответил жрец очень значительно.
С тем они и отправились восвояси. А я задумался, столько нового я узнал о Белогоре и о царстве тоже. Я ни разу не обсуждал самого Великого жреца ни с кем, высокомерно предпочитая беседовать с ним самим. И тем интереснее услышать тех, кто знает его всю жизнь.
Поэтому я решил спросить о нём и Доброгневу. Она, которую я задержал после обеда, вначале, кажется, смутилась, но после рассказала:
– Я помню Белогора ещё отроком, Ориксай. Он тогда уже знал, что будет Великим жрецом. Горисвет выбрал его, когда Белогор был ребёнком, потому что видел в нём необычные и редкие способности, полезные для их Солнечного двора. К тому же, Белогор – царевич. Золотая кровь во главе Солнечного двора – силы вдесятеро. По меньшей мере.
– И каким он был? Тогда, юным?
Удивительно, как изменилось её лицо при этом вопросе! Она, со всей своей безупречной, непоколебимой и такой всегда холодной красотой, вдруг, смущённо, как девочка покраснела, опустив глаза:
