– Что?! Что происходит, Дамагой? Что за движение?..
– Идём в Солнцеград, – улыбнулся я.
Я счастлив. У меня крылья на пятках. Я едва сдерживаюсь, чтобы не подпрыгивать.
– Как?.. – она улыбнулась тоже, отступая, боясь, коснуться меня, покрытого ошмётками грязи. – Правда?.. Они отступают?!
– Уводят людей из города, – добавил я.
– Зачем позволил? А если все уйдут?
– Что теперь? Пусть идут. На что они тебе?
– Быть не может… – покачала головой Доброгнева.
– К ночи въедем в столицу, ночевать будем в тереме, – сказал я, не переставая улыбаться. – Спасибо Аве, попалась, как глупый зайчонок в силки. Где она?
Доброгнева кивнула на соседнее, внутреннее отделение шатра.
– Там этот… Волк её стережёт, связал, сидит, глядит на неё, не отрываясь. Я опоила её дурманом, этот насильно влил… Бешеная, дерётся, дикая совсем девка! Вовсе не «зайчонок», – мрачно усмехнулась Доброгнева.
Я вошёл туда, вижу Аву на ложе, ох и грязна… и Волк подскочил, глядя на меня горящими глазами, преданность и страх в его глазах.
– Вымыть царицу надо, – сказал я, скользнув по нему взглядом.
Я вышел обратно к Доброгневе:
– Бани топленые есть?
– Найдутся. Но… Она не ранена? – бледнея, спросила Доброгнева.
– Откуда знать?
– Я не могу касаться её, если ранена. Да… и никто не может, это опасно для неё.
– Отмыть надо. Негоже царице…
– Она же… ты же победил её, и всё царицей кличешь?
– Ава – царица. Пока нет новой, она царица. Пока жива, – добавил я. – Вымыть царицу.
Темнеет. И похолодало к ночи, раскисшая грязь взялась ледком, похрустывает, как засахарившееся варенье, к утру застынут твёрдо следы и рытвины, бело от инея будет. Удивительно холодная весна. Я такой не помню за всю мою жизнь. Люди вереницами тянутся из ворот Солнцеграда. Но мы смотрим на них, с всё возрастающей тоской.
Это то, чего мы хотели, и это часть нашей стратегии, учитывая, предстоящую скорую, очень скорую, гибель Солнцеграда. Но мы проиграли: теперь там Ава. Конечно, не могло всё достаться легко.
Как болит сердце… каким тяжёлым холодным камнем тоска придавила меня.
Нет, она не умрёт там, но, сколько опять ей придётся претерпеть? И долго ли?
– Как царицу станем отбивать? – проговорил Ориксай, наконец, вслух произнеся то, о чём мы оба думали.
– Мне бы пойти туда.
– Белогор, – вздохнул Ориксай устало, – это именно то, что им нужно. И оба останетесь там.
Мы молчим дальше, продолжая наблюдать за исходом семей северян и сколотов, не захотевших остаться под властью Лунной жрицы и новоявленного царя, кем, впрочем, Гордоксай ещё не объявил себя.
Отягощённые скарбом, с телегами, козами, курами, овцами, гусями и утиными выводками, люди идут довольно быстро. Всю ночь шли. И утро. Иссякли уже после рассвета. Мы уводим всех как можно дальше от Солнцеграда, мы уходим далеко, на юго-восток, подальше от гор и от озера. Здесь и встанем лагерем.
Яван, которого пришлось лечить от раны в плечо, нанесённой топором, так, что треснула кость, Ориксай и я проводили Совет, не глядя друг на друга. Всем нам ясно одно: то, что царица в руках врага перечёркивает нашу победу. Тем более что и погибших мы насчитали почти тысячу за такой короткий бой. И раненых ещё три. Но раненых, мы вылечим, а вот тех, что ушли за тенями, уже не вернёшь.
Я рассказал Явану, что я прозрел относительно ледника и Солнцеграда, на что он только ещё мрачнее посмотрел на меня. Он себя винит в том, что Аву смогли похитить подручные Гордоксая. Но мы все виним себя в этом. И все не можем придумать, что же теперь в связи с этим всем делать. Только о царевичах Яван рассказал нам, что их увёз в неизвестном направлении его скоморох.
