Затяжные летние дожди не позволяют заготавливать в пойме Уды сено, поэтому в остроге паслось всего четыре рогатые скотины, а для еды откармливали лошадей. Жалкие огородики насытить своих хозяев не могут, но зато осенью в остроге начинается настоящий рыбий праздник: разнообразные кеты, горбуши, кижучи и чавычи стадами прут из моря, их ловят и вялят на зиму. Вместе с людьми рыбу ловят и братья наши кровные, обладающие ловкими лапами – медведи, рыси, да и скопа не побрезгует лишний раз спикировать за хвостом… После медвежьих пиршеств на тухлятинку сбегается всякая хищная мелочь; в общем, рыбой здесь кормятся все! Однако несмотря на то, что осенью в поселке плетни сплошь увешаны розовато-желтыми распластанными тушами лососей, и кажется, что нет им конца, к весне запасы все равно кончаются, и вновь наступает голод…
Я устроился в избе исправника, в выделенную мне комнату, и первым делом поменял рамы на американские, которые бережно вез с собой на шхуне, а потом и на лодке. Привычка обустраиваться с комфортом стала моей традицией, ведь после тяжких трудов и ночевок в лесах так хотелось нормально отдыхать и жить по-человечески – на то она и цивилизация! До этого счастливого момента все окна в избе были обтянуты рыбьими пузырями, что не прибавляло ни света, ни свежего воздуха. Потом я достал и оживил походную печь, повесил на окна занавески, оклеил стены и потолок обоями, после чего расставил привезенную компактную мебель. Теперь жить можно!
Скука в остроге цвела страшная, морозы крепчали, и делать было решительно нечего. В избе я нашел старое ружье исправника, и разок сходил поохотиться на лису, с удовольствием разгадывая тонкие пунктиры следов мышкующего зверя… Лису я выследил, но стрелять не стал. Зачем?… Видел также много волчьих, оленьих и кабаньих следов, однако они меня не возбудили, и я вернулся в дом засветло, решив заняться чтением.
Уда быстро покрылась толстым льдом, и по ней вскоре приехал хозяин. Он изрядно подивился новшествам, медведем потоптавшись в моей комнате, однако я не дал ему много времени на размышления об истинном комфорте; пора было начинать действовать, пока морозы еще не вошли в полную силу. Пока исправник созывал народ, я проветрил и протопил избу, вскипятил самовар, выложил сахару, нарезал сала на сухари – пир, да и только! Затем вытащил бритвенные причиндалы и привел, насколько возможно, свое лицо в порядок. Скоро из зеркальца на меня уставились серые прохладные глаза, с ниспадающим на них изрядно отросшим русым волосом. Я внимательно осмотрел свое худое лицо, разрезанное мимическими складками вокруг рта, тонкокрылый нос, упрямые ровные губы, сизый подбородок и короткие рыжеватые усы. Сойдет! Бороду я брил принципиально – хотя зимой она защищает лицо от мороза, а летом от гнуса, я всегда старался выглядеть человеком, а не дикарем…
Мы собрались всем высшим светом острога: пришли урядник, исправник и священник, обсудить дальнейшие наши планы. После разговора со старожилами выяснилось, что самое разумное – отправиться в разведку на оленях, но раньше Рождества заполучить их вряд ли удастся. Я заикнулся о лошадях, однако священник объяснил мне, что олени лучше и выносливее лошади, и сам он совершает на них многомесячные поездки по улусам да ярмаркам, в любую погоду. Зимой олени обгрызают ветки и лишайники со стволов, раскапывают в сугробах кусты, а чем же лошадей кормить собираетесь, почтенный Громов? Конечно, можно еще попробовать идти на собаках, да они только и умеют, что бежать по гладким рекам, к тому же юколы, сушеной рыбы, на них не напасешься!
