– Ты не понимаешь, – чуть раздраженно посмотрела на нее золовка. – Мы в прошлый раз были у Эминэ, и отравились Гюзель, София, Семра и я. Софии я даже не жаловалась, не успела, только спросила «Как дела?» – она мне сама и рассказала. Так что про меня она не знает; с Гюзель они поругались, значит, разговаривать не будут; с Семрой она практически не общается. Семра ничего не скажет Эминэ, чтобы не обидеть; может сказать Селин, но та сама не отравлялась и моментально забудет; вообще у Семры проблемы с мужем, так что ей не до этого. Гюзель общается с Диларой, но они обе много работают, а Дилара сама тоже ни разу не отравилась, ей не с чем будет сопоставить, а Джан…
Айше мгновенно заблудилась в этом потоке, хотя внимательно слушала, пытаясь представить все рассказываемое Элиф в виде схемы, в какие она любила сводить системы персонажей литературных произведений, чтобы студентам было легче их запомнить. Она мысленно проводила стрелочки от одного кружочка к другому, но действующих лиц было слишком много, знала о них Айше мало и вдобавок никогда не видела, а информацию на слух воспринимала плохо. Впрочем, если что, золовка сможет это все повторить. Вон как ей это просто, а Айше путалась в именах и хитросплетениях их взаимоотношений.
– А в позапрошлый раз?
– Тогда собирались у меня, и я выяснила только, что плохо было Семре, Джан и Эминэ. Может, и кому-то еще, но либо они мне не захотели говорить, либо им было не так плохо, как, например, мне, и они этому значения не придали. Но дело не в этом. Подумай сама: в прошлый раз, у Эминэ, никто не обсуждал, что кто-то чем-то отравился. Значит, они и думать об этом забыли, а вспомнили, только когда я стала жаловаться. А Джан вообще не уверена, что это было именно после золотого дня, она сказала «через день или два», но я думаю, что она ошиблась. Из всех одна только Семра заметила, что как золотой день, так ей сразу плохо.
– То есть, – попыталась вспомнить мысленно нарисованную схему Айше, – она единственная, кто отравился оба раза? Как ты сказала? В первый раз Джан – предположительно, Семра и Гюзель…
– Эминэ, – поправила Элиф. – У меня отравились Семра, Эминэ и Джан. А у Эминэ – Гюзель, София, Семра и я. Правильно, два раза только Семра, я тоже заметила.
– И, скорее всего, эта тема сегодня так или иначе выплывет, – подумала вслух Айше. – Но мы будем молчать, да?
– Ну не хочешь же ты, чтобы все узнали, что я обращалась в полицию и специально привела тебя… Ой, вот Филиз идет! – с другой стороны к подъезду подходила невысокая, довольно полная женщина, обтянутая узкими черными джинсами, и лицо Элиф мгновенно изменилось. На нем не осталось ничего, кроме радости и доброжелательности.
Айше собралась с духом, улыбнулась, приготовилась к церемонии приветствий, поцелуев и взаимных представлений и благополучно пережила ее, жалея только о том, что все это происходит на улице, а не в тепле. Войти в подъезд с двумя не представленными друг другу по всем правилам знакомыми противоречило представлениям Элиф о хорошем тоне и элементарной вежливости. Наконец она нажала кнопку домофона, дверь распахнулась, и они оказались в чистом и теплом, отделанном мрамором подъезде.
– Не закрывайте! – услышала Айше и, поскольку пропустила обеих спутниц вперед, придержала тяжелую красивую дверь.
К ней спешила по дорожке очень худая и какая-то изможденная женщина неопределенного возраста. Она была смугла, озабоченное лицо почти не накрашено, и ей можно было с равной долей вероятности дать и тридцать пять, и все шестьдесят. Длинное пальто темно-коричневого цвета было когда-то очень модным, и из-за этого сейчас его пышные, собранные у плеч в складки рукава выглядели жалко и убого.
