Марьяна молча пожала плечами и потупила наполнившиеся печалью глаза:
– Как Богу будет угодно… – прошептала она.
Сняв с печи котелок и сунув туда пучок сбора трав, она плотно укутала его овчинной шкурой.
– Ну вот, пусть постоит, травки заварятся – и обмоем раны… Смотри, как рассадил голову! – указала девушка на слипшиеся от крови волосы.
– Да-а… Это ж чудо случится, еслив живой останется, – вон как угробилси, – покачал головой Евсей. – Кабы не та лесина, на которой он повис, сразу бы насмерть об камни убился.
Не успело ещё снадобье толком настояться, как со двора послышался голос Антипа, осаживающего лошадь:
– Тпру!.. Стоять!.. Проходи в избу, Серафима, а я счас коню сенца дам…
– Ну, вот и Антип с Серафимой возвернулся, – поднялся с лавки Евсей.
Дверь отворилась, и на пороге появилась преклонных лет полная женщина. Из-под повязанного платка выбивались волнистые локоны белых волос.
Знахарка скинула с себя верхнюю одежду и платок, перекрестилась на образа и, бросив внимательный взгляд по горнице, молча направилась к неподвижно лежащему незнакомцу.
– Бабушка Серафима, я тут травок заварила от ушибов, – поднялась навстречу к ней Марьяна. – Живой он, да вот только лежит словно покойник.
Серафима молча подошла к кровати, откинула тулуп и, что-то тихо шепча себе под нос, принялась осторожно ощупывать руки, туловище и ноги незнакомца.
– Ну-ка, мужики, поверните его на бок, – сухо произнесла она, осмотрев голову Мирона.
– Марьянушка, давай-ка сюда свои травки. Ещё раз ранки обмоем, апосля смажем моими снадобьями – собрала кой-каки на перво время…
– Ну, чо, помощь-то ишшо снадобится? – спросил Евсей, выполнив с Антипом указания.
– Да тепереча мы сами управимся, – не поворачивая головы, ответила Серафима.
– Пошли тогда Антип на двор, вольным воздухом дыхнём да потолкуем кое о чём, – потянул он за рукав соседа.
Они спустились с крыльца и уселись на толстое бревно, используемое домочадцами вместо лавочки.
– Слушай-ка сюды, Антип, со всей сурьёзностью… – начал разговор Евсей. – Коротенько я тебе поведал, как на этого чужака натакались, а теперяча обскажу всё толком, да и покумекаем вместе – кто он, да что он.
И Евсей в подробностях рассказал всё, что показалось ему странным в истории с незнакомцем.
– Тут, Антип, вот в чём я сумлеваюсь: человек он с ветру и, видать, служивый. А еслив руки у ево были связаны – знать набедокурничал чево?.. Да вот ишшо чо: саженях в ста от ево лошадь нашёл. А по попоне видать – казацка она, не инородцев. И чо чудно: лошадь-то остыть ишшо не успела – выходит, одним временем всё и случилось.
– Дык чо ж тогда получается?.. Чево сурьёзного натворил да понял, чо за енто либо каторга, либо через смертну казнь жизни лишится. Ну и решил руки на себя наложить… Тода чево ж лошадь недалече от яво оказалася? На кой хрен он её с собой поташшил? – удивлённо взглянул на Евсея Антип.
– Да вот и я об том же кумекаю, – озадаченно произнёс тот. – Не могла лошадь сама с обрыву сигануть: оно животное сметливое – пройдёть, где не всяк человек проберётся. А там тропа широка – впору для пары коней сгодится.
– Ну, а еслив волк рядом объявилси? Испужалась лошадь и шарахнулась в сторону – вот и сорвалась в пропасть, – повернул к Евсею округлённые глаза Антип.
– Да кабы один он там проезжал, а то ведь под конвоем, видать. А сколь их там конвоиров было?.. Не-е, не решилси бы волк даже близко подойтить. Да и как конь без седока оказался? – пожал плечами Евсей.
