Перед дверью палаты сидел, держа на коленях тупорылый «АКСУ» молоденький сержант. Видимо, проштрафившийся дежурный решил перестраховаться, не дожидаясь распоряжения сверху. Завидев капитана, охранник вскочил и вытянулся, выдавая себя неистребимой повадкой вчерашнего солдата срочной службы.
– Товарищ капитан, за время…
Николай жестом осадил рьяного служаку и, кивнув хирургу, прошел в палату.
Клещ с закрытыми глазами лежал на стоящей у дальней стены крохотной, узкой как пенал койке укрытый сероватой простыней до самого горла. Под ткань уходили трубки установленной рядом капельницы и какие-то провода от малопонятных приборов. На синевато-белой левой щеке парнишки выделялся тускло-серой полоской старый шрам. Сначала Александрову показалось, что Клещ без сознания или спит, но веки глубоко запавших глаз дрогнули, и голова медленно повернулась на звук скрипнувшей двери.
Капитан поразился, как переменился за короткое время еще вчера цветущий и наглый парень. Лицо его приняло действительно какой-то мертвенный, даже не восковой, а стеариновый оттенок, под запавшими глазами залегли глубокие тени, схожие по цвету с честно заслуженными вчера синяками на лбу и скуле, на бледной коже казавшимися черными.
– Здравствуй, Леша! – Александров попытался придать своему голосу максимум теплоты, но, как ни старался, никакого сострадания к этому подонку, сажавшему на иглу подростков, а теперь вот хладнокровно прирезавшему, словно барана, своего сообщника, с которым вчера еще делил водку, постель и бабу, вызвать не смог.
– А… это вы…– чуть слышно прошелестел Клещ, разлепив сухие бескровные губы.
Глаза его опасно затуманились, зрачки плыли. Видно было, что Грушко балансирует на грани забытья и готов провалиться в беспамятство в любую секунду. Николай решил ковать железо, пока горячо, иначе могло оказаться поздно.
– Алексей, зачем ты сделал это?
В глазах Клеща мелькнуло непонимание, и Александров, вспомнив, что парня только что откачали и он вполне мог «заспать» недавние события, с досадой уточнил:
– Зачем ты убил Базарбаева?
Грушко приоткрыл рот и издал сиплый звук, похожий на придыхание. Николай вдруг с ужасом понял, что тот смеется .
– Чурка был слякоть, начальник. Он бы сдал всех, – неожиданно твердо, хотя и очень тихо, проговорил парень. – Князь бы тогда…
Капитан непроизвольно подался вперед, но Клещ, поняв, что проговорился, прервался на полуслове.
Выматерив себя мысленно за неосмотрительность, Александров снова начал:
– А себя зачем порезал?
Алексей с трудом повернул голову и снова упер глаза в потолок. Николай Ильич помолчал, не очень надеясь на продолжение, но Грушко неожиданно облизнул губы и прошептал, не глядя на собеседника:
– Слышь, капитан, раскрутись на дозу, а? Ломает всего… А я тебе все выложу, гадом буду, все равно мне хана!
Николай только открыл рот, чтобы ответить, как у Грушко закатились под веки зрачки водянисто-серых глаз и он весь как-то сразу осел на койке. Испугавшись, что Клещ умер, капитан откинул простыню, чтобы найти пульс. Под простыней оказались ремни, которыми пациент был профессионально пристегнут к раме. Видимо, врачи знали свое дело.
Александров нажал кнопку срочного вызова, и через секунду в палату влетела толстуха-медсестра со шприцем на изготовку. Капитана мгновенно и не слишком почтительно вытурили…
* * *
Капитан Александров сидел, запершись в собственном кабинете, и остывал после начальственного «фитиля».
