– Вот из-за таких, как ты, Господь посылает скорби для всей страны! Путина на вас нет!
Внезапно над головами раздался громкий треск. Темное пятно военного транспортника пронеслось над кладбищем, на несколько секунд приковав к себе взгляды старой женщины и немолодого мужчины. Однако, всего лишь на несколько секунд – люди привыкли к ежедневным встречам со всеми этими монстрами.
– С Верой Кирилловной бы про тебя потолковать, да жалко же…
– Да пошла ты! – фыркнул он, впрочем, на всякий случай, не выговорив ни одного слога достаточно четко.
Старуха намеревалась сказать что-то еще, но Чех вдруг развернулся, схватился за ручки тачки, не пойми зачем покосился на свежую могилу. И зря. Запоминать место никакой необходимости не было – могила на сегодня была всего одна. Зато старуха мгновенно считала его взгляд, из любопытства подошла ближе, и, теперь уже наверняка заметила его кукол.
«Да хрена там! Венков на них накидаю!» – поджал губы Чех, и нехотя двинулся прочь.
«Только тронь их, я тебе сам вид на жительство оформлю! Вот, прямо под твоей оградкой, и оформлю!» – мысленно пригрозил старухе, чувствуя ее взгляд между лопатками, и смачно харкнул в разноцветную кучу в тачке.
Он прекрасно понимал – уволят, попадись он еще раз, как пить дать – уволят. Эта припаренная, Веруня, скорее всего, кого-то уже и присмотрела на его местечко.
«И, по-любому же – хахаль!»
Она ж, стерва, если надумает – так шустро все проворачивает – опомниться не успеешь! Так что, лучше с этими делами потихоньку, без глупостей! Так-то он никак не призывной, но сейчас хрен что поймешь – будь ты хоть жмур – загребут, еще и сверху чего накинут. Так, чисто из любви.
– Что со страной сделали, шлемазлы! Такая ж цацочка была! – снова сплюнул в кучу цветов, ленточек с позолотой, пакетов, – А теперь иди, жизу свою за них ложи? Да я сам на вас ложил!
Раздосадованный, ненавидя и амеров, и своих, теперь мучился – а они, игрушки эти, реально ли ценные? Или лишнего в голове накрутил? Чего там сходу можно было разглядеть? Остановился потер виски.
«Да нормалек все, нормалек!» – тут же подбодрил он сам себя, – «Кошерные, шо вся моя жизнь! Придем, увидим, приберем!»
Как минимум, есть с чем к барышнику заскочить, а там и…
Через час с лишним, когда он вывалил последнюю тачку, позвонила сама Веруня.
– Ну, что, студент, дерьмецо свое убрал?
– В смысле – свое? – возмутился, и не без достоинства, Чех.
– Мы вроде говорили, что работать теперь надо радикальней?
– Да убрал, убрал…
– Так чего артачишься?
– Вера Кирилловна…
– У нас теперь все так, – радикально, сам должен понимать, – она на пару секунд задумалась, – Ладно, проехали! Сгоняй-ка в подвальчик!
– Так мне ж еще у главного входа…
– Мне тоже есть чем занять себя, родной.
Чех растерялся. И там и там вырисовывался свой гешефт, но… Сходу не придумывалось, как быть.
– Так мне самой? – вкрадчиво спросила Веруня. Чех распознал по ту сторону динамика нехорошую улыбку. Больная голова судорожно пыталась найти оптимальный вариант.
– Антон Павлович, утомляете, я…
– Да ладно, ладно, не проблема, – выдавил подобие радушия Чех. Он ненавидел этот ее прикол – поминать его имени-отчеству, – За ваши деньги любые капризы.
– А ты и зайди, у нас и с капризами, и с деньгами – ажурчик.
– Ажурчик-огурчик, – подыграл ей Чех, чувствуя, как авансом попускает дурную вату в черепе.
– Только не телись, как вчера. У меня тут Кристина Ивановна…
