– Чтобы не хранить большое количество в горах, предлагаю малыми партиями перевозить в Байямо, в казармы тамошнего дивизиона. Потом уже силами военных переправлять в столицу. Стандартные военные ящики, думаю, подойдут. Можно, конечно, ко мне на асьенду в Мансанильо, там еще надежнее, – загоготал он.
– Culo veo, culo quiero, – парировал Леер, но получил такой красноречивый взгляд Орландо, что предпочел замолкнуть и беседу с этой гориллой не продолжать.
– Claro Jefe, me voy?[7] – пробормотал гигант. Фульенсио согласно кивнул.
Тяжелый и мощный, как шкаф из красного дерева, Мессерер встал, накинул широкополую шляпу и не спеша направился к двери, лениво поигрывая топориком.
Дверь за ним закрылась и оставшиеся в кабинете посмотрели друг на друга.
– Итак, мой друг Леер, обсудим финансовую сторону этого дела? – улыбнулся, наверное, первый раз за всю встречу Фульенсио.
– Всегда готов, мой генерал, – так же бодро ответил собеседник и достал из портфеля пачку бумаг…
– Мы друзья и должны думать и заботиться друг о друге, – щебетал он, раскладывая листы на столике. – Вот расчеты и схемы по выводу средств за границу. Совершенно легально и без обмана.
– Понимаете, генерал, – он чуть помедлил, чтобы придать значимости своим словам. – Сейчас все труднее получать «чистые» законные доллары. Все эти комитеты и комиссии, заседающие на реке Потомак, слишком уж сильно взяли всех за горло. А ведь нам нужна обоюдная выгода!
– Рассказывай, – милостиво согласился хозяин Дворца и допил кофе. Он уже слышал запах купюр и предвкушал интересные торги!
Что касалось денег, эти двое понимали друг друга с полу взгляда!
Куба, горы Сьерра-Маэстра
Весна 1957 года
(почти два года до победы Революции)
Детство Йоханны закончилось ярким солнечным весенним днем. Сразу и бесповоротно! Одним ударом мачете разделив жизнь на «до» и «после». В тот самый миг, когда в ее маленький мир пришла большая беда.
Она всегда любила горы! Туман, после полудня обволакивающий холмы Сьерра-Маэстра плотным молочным облаком… Нравилось подолгу лежать в пахучей смятой траве и наблюдать, как милые крохотные колибри снуют вблизи цветков, перелетая от одного к другому, быстро-быстро трепеща малюсенькими изумрудными крылышками… Бывало, с мамой они подолгу бродили средь посадок молодого кофе, покрытых, как снегом, небольшими белыми цветами.
Маленькая Йоханна была в восторге от фонтанов причудливых разноцветных орхидей, ярким покрывалом раскинувшихся по склонам вблизи небольшой извилистой речушки Яра. Та неспешно струилась по камушкам откуда-то с вершины Pico Joaquin мимо их деревушки и уносила опавшие лепестки на север, в долину к большим городам, в которых Йоханна никогда не была.
Ее отец был известный cobrerito (работник медных рудников), трудился на шахтах поселка Эль-Кобре уже больше двадцати лет. Его любили и уважали в округе! Когда, уставшие, но довольные, в красно-оранжевой пыли они возвращались в деревню, все местные дети высыпали на дорогу, чтобы пройтись рядышком.
Папа шел впереди всех. Высокий, в широкой плотной длинной рубахе, брюках из суровой ткани землисто-коричневого цвета, тяжелых botas (botas-ботинки-исп.) и самодельной широкополой шляпе из пальмовых листьев.
Он широко улыбался из-под седоватых усов и выкрикивал: «Где моя принцесса?» Легко ловил ее на бегу, сажал на плечо, и Йоханна радостно повизгивала от счастья быть выше всех! Она радостно махала ручками, а соседские мальчишки жутко завидовали ей в этот миг.
